Михаил Булыух - Крестопереносец

Полбу за годы походов привык есть-питаться от случая к случаю, да и брезгливостью не отличался. Но даже он сморщился, приоткрыв один из чугунков, настолько неприятно оттуда запахло. Присмотрелся. Суп. Капуста, свекла, и еще что-то, чего рыцарь не смог распознать. Из жижи варева торчат кости с налипшими полуразваренными овощами. Поскорее опустил крышку на подозрительное нечто.

Второй горшочек порадовал кашей с мясом. Рыцарь принюхался. Пахнет аппетитно. Каша немного подгорела, да и холодная, но голодному сойдет. Так, что в третьем?

Крышка выпала из враз ослабевших пальцев. Из горшка на него смотрела пустыми провалами глазниц лицо Данунашки. Отрубленная голова, полностью лишенная волос, плавала в рассоле с укропом, луком, щавелём и еще какими-то травами. Приоткрытый в вечном немом крике рот, вывалившийся язык, золотой зуб под порванной верхней губой… Зуб?

Рыцарь облегченно выдохнул. Нет, не она. Просто похожа. У княжны все зубки свои, беленькие, ровненькие… Он уже успел запомнить и полюбить ее улыбку.

Ярость и праведный гнев затмили взор крестоносца. Это же надо! Ведь чудом каши с человечиной не попробовал! Погубил бы душу. На ровном месте погубил бы!

Он пинком опрокинул стол, глиняные горшки, чугунки и деревянные тарелки раскатились по полу, вываливая отвратительное содержимое. В избушке нестерпимо завоняло. Барон подскочил к печи, отшвырнул корыто, и руками, не обращая внимания на боль, выгреб пылающие угли из ее утробы. Комнатка мгновенно наполнилась дымом, и рыцарь бросился к выходу.

Вдруг, пол покачнулся и накренился. Рыцарь, не ожидавший такого подвоха, не удержав равновесия упал. Избушка наклонилась в другую сторону и Полбу кувырком покатился к противоположной стеночке. Потом назад. И еще раз. И еще.

Пламя охватило уже почти всю комнатку. Чадили развешанные под потолком травы, обугливалась человечина… Вспыхнув, сгорели торчащие седые волосы барона, усы, борода… Кожа пузырилась ожогами, красная полосочка стремительно укорачивалась. Рыцарь не орал, он пытался глотнуть воздуха, но вокруг бушевала раскаленная стихия. Или огненная? Ну, да, ведь стихия Огня, а не Раскала… Хм… Ну, об этом хорошо порассуждать, читая книжку, вот Полбу было не до того.

Его все швыряло и бросало внутри взбесившейся избушки. Он молился про себя и уже готовился отдать Богу душу (в глубине этой самой души он все еще не до конца верил в воскрешение и имеющуюся запасную жизнь), но…

В этом момент что-то взорвалось, и пламя из вполне обычного стало зеленым. Жадно накинулось на уже потерявшего сознание крестоносца. Мгновение — и Полбу исчез.

А избушка, сопровождаемая стаей волков, наконец, добралась до нужного места и с разбега прыгнула в омут. Вода хлынула в распахнутую дверь, в маленькое окошко, и так как ее было в омуте до хрена — победила пожар локального, однокомнатного масштаба. Домик окутался облачками белого пара и, облегченно поскрипывая, с трудом выбрался на берег. Встряхнулся, как собака. Из него кубарем, чихая и кашляя, вывалился тот самый человечек, что представился Данунашке гээмом. Его-то усы в пожаре ничуть не пострадали, даже стали топорщиться еще воинственнее.

Следом, хоть и шатаясь, но своими ногами вышел другой, чуть покрупнее. Грязный, закопчёный, размазывающий крупные слезы и воющий в голос.

— Домовой? — прокашлявшись спросил гээм.

Не в силах ответить, второй человечек сквозь бившую тело дрожь кивнул.

— Нашел кому служить… — Гээм пошел к воде и стал умываться. — Это же ведьма, непись бывшая, а теперь РБ, причем озлобившийся… Даже не просто фиолетовая уже — темная. И чего ты в ней нашел?

— Дык… ххы… она-а-а… ы-ы-ы-ы… она-а-а избу-ушку-у-у угнала-а-а!!! Ы-ы-ы-ы! Я у-у-у Яги-и-и… с Яго-о-ой… А эта-а-а… Ы-ы-ы-ы… Ягу-у-улю-ю-ю обману-у-ула-а-а!!!

— А это разве не Ягуля?

— Нэ-э-э-э-эт… Это-о-о… хы-ы-ы… Гу-у-уля, что-о-об ей сгоре-е-еть! Вон, до чего-о-о довела-а-аа! По миру-у-у пусти-и-и-ила, не-е-е-ечисть пога-а-аная!!! Ы-ы-ы-ы-ы!

— А хозяйка твоя где? Ну, настоящая. Ягуля.

— Съела ее людоедка эта-а-а-а… Она сильна-а-ая-я-я… и чем больше съест — тем сильнее… Сильнее стане-е-ет… Особленно — нашего брата, фиолетового-о-о-о…

— А, конденсатор…

— Чагось?

— Не обращай внимания. Просто, думал, конденсаторов всех пофиксили уже.

— Да, она говорила, из гулей — последняя осталась. Начался среди них мор, и поизвелися.

— А она как выжила?

— То нам не ведомо… Но думаю… Думаю… Она с… С ним… — домовой ткнул пальцем левой руки вправо, а правой — влево. — С ним дружбу водит… Очень уж от нее плесенью воняет. И тухлятиной.