Борис Конофальский - Саранча

— Есть, — Аким встаёт и говорит: — Карпенко, следи в оба…

И по барханам идёт к машинам. Машины без тентов. Отрытые кузова. А там черноголовые китайцы: ни шлемов, ни оружия.

И с пассажирского сидения из первого грузовика выпрыгивает баба. Нет, старуха. Совсем седая. Бежит к нему, кланяется на ходу.

— Стой, — орёт на неё Саблин, вскидывает дробовик. — Стой, кому говорю.

Старуха поняла, остановилась. Стоит, улыбается. Обе руки подняла, к нему протягивает. Ладонями вверх, мол: нет в них ничего. У неё очень свободная кофта, Саблин приближается, закрыл забрало на всякий случай, стволом поднимает ей край кофты. Нет там ничего, только старушечьи рёбра.

И тогда старуха достаёт из маленькой сумочки на боку клочок грязной бумаги. Протягивает его Саблину с поклоном и всё улыбается, улыбается. Аким берёт клочок, открывает забрало, читает корявые буквы.

«Беженцы. Пропустил сотник Васин».

И всё. Ни слова больше.

Саблин идёт к машине, старуха семенит за ним следом по щиколотку утопая в жидкой грязи вперемешку с дохлой саранчой.

Он заглядывает в кузов. А из него на Акима смотрят десятки испуганных глаз. Полный кузов промокших до нитки детей. Несколько молодых баб.

Саблин подумал, что было бы, если по грузовику жахнули фугасноосколочной гранатой. Он идёт ко второму грузовику, там то же самое. Баб совсем немного, меньше десятка, всё остальное — китайчата. Солдат в грузовиках не было, вообще был всего один мужчина, за рулём второй машины была баба.

— Взводный, — говорит Аким.

— Ну, — отвечает командир.

— Дети и бабы, баб немного. Записка есть у них от какого-то сотника Васина, что он их пропустил.

— И всё?

— И всё.

— Проверь, есть ли у них оружие.

— Есть проверить.

Саблин с клочком бумаги в руке идёт к первому грузовику, старуха шлёпает по грязи рядом. Она, видно, волнуется, что он не отдаст ей такую важную бумагу, всё время косится на неё и улыбается.

Зовёт к себе мужика-шофёра жестом, показывает ему на свой дробовик, потом тычет ему пальцем в грудь:

— Оружие? У тебя оружие есть?

Как ни странно, шофёр сразу понимает, бегом кидается в кабину и из-под сиденья достаёт старенький дробовик, бегом бежит к Саблину, протягивает ему его. И показывает ещё четыре патрона.

Мол: «Вот всё, что есть».

Саблин берёт дробовик. Это не оружие, это китайский хлам. Помпа вся вихляется, после каждого выстрела патрон в перекос пойдёт, на механизме спуска страшный люфт, не факт, что боёк в капсюль бить будет. Нужно очень постараться, чтобы этот мусор выстрелил.

Он возвращает ружьё китайцу. А казаку, что останавливал машины и стоит сейчас рядом, он говорит:

— Глянь-ка в кузове, может, что-нибудь везут.

— Есть, — говорит казак и лезет в кузов.

Там, перешагивая через детей и отпихивая баб, он осматривает скарб беженцев.

После лезет во второй, смотрит там. Докладывает:

— Шмотки да еда, и кастрюли с палатками. Боле ничего нет.

— Взводный, что делаем? — спрашивает Саблин.

Прапорщик что-то бурчит в наушниках непонятное и сам, видно, не знает, что делать, наконец, произносит:

— Урядник, ну что с ними делать?

— Не знаю, я бы пропустил, — отвечает Аким.

— На кой чёрт они нам на болотах нужны? — говорит кто-то из казаков. — Рыбу нашу ловить?

— Ну раз так, иди да перестреляй их, — говорит этому казаку прапорщик.

Повисает тишина, стрелять китайцев желавших нет.

— Ну, так что, казаки, отпускаем? — снова спрашивает взводный.

Через борта на Акима смотрят десятки карих и чёрных глаз.

— Пусть едут, — решает Саблин, — всё равно через год половина от грибка подохнет, а остальных может кто в работы возьмёт. Не в нашей станице, так в другой. Может, где пригодятся.

— Ладно, отпускай, — говорит прапорщик.

Саблин отдаёт старухе кусок грязной бумаги, которой она так дорожит, и машет шофёру.

Та схватила, обрадовалась, раза четыре ему поклонилась. Они с шофёром, шлёпая по грязи, побежали к кабине грузовика, кланяясь и казаку, что вылез из кузова. Они всем бы поклонились. Саблин глядит, как грузовики тронулись и поехали. Стряхивает с себя прилетевшую саранчу, достаёт лопатку и идёт снимать свои мины. Не пригодились. Ну и хорошо. И скользит, едва удерживая равновесие. Да, такой грязи он в своей жизни ещё не видел.

Станица, где родился и вырос Саблин, называется Болотная. Да, вот такое вот унылое название. Его однополчане при встрече с другими казаками да армейцами не очень любят говорить, откуда они. Спросит такой армеец из города Находки у Акима: «Ну, а ты откуда родом?» А тот и не знает, как ответить, чтобы собеседник не засмеялся. Смешно сказать. «Казак из Болотной».