Саблин молчит, он даже думать не хочет, как об этом жене сказать.
— Сходи, Аким, — просит Бахарев, — делов-то на три дня. Ну, может, на четыре. А злые языки прищемишь.
— Ну, что ж, схожу, авось работа не велика, но вы с женой моей поговорите, — произносит Саблин с надеждой. — Скажите ей, что это приказ.
— Не-не-не, — есаул опять поднял руки, — вот это уж — нет, брат, лучше не ходи тогда. Я с вашими бабами говорить не буду, желания никакого нет, я на похоронах недавно наговорился. Они ж у вас одна злее другой, не бабы, а сколопендры степные, вам я и приказать могу, и попросить, а с бабами вашими что? Попрошу — она меня пошлёт, а прикажу, так пошлёт ещё дальше. Нет-нет. Это ты сам давай, сам.
Аким опустил лицо, поглядел на свои руки. Не знал он, что делать, но понимал: есаул прав. Нужно ехать и помогать степнякам.
— Ну, что? Едешь? — не давал ему раздумывать Бахарев.
И прав был, чего сидеть-высиживать. И Саблин сказал:
— Поеду.
Ну а что сказать жене, он придумает. Да и придумывать тут нечего.
Он казак, она казачка. Его дело — рейды да войны, её дело — дом и ожидание.
На улицу вышел — опять стоял, удивлялся, дождь не унимался, мелкий, но капал и капал. Он респиратор не стал надевать и очки не стал, сел на мокрое сидение квадроцикла, и тут же на него упало что-то, залетело под капюшон, он вздрогнул, а это, залетевшее под капюшон, ещё стало там биться, шевелиться. Быстро скинув капюшон, он брезгливо трясёт головой, стряхивает с шеи небольшую саранчу.
— Фу ты, зараза, — говорит он, глядя, как насекомое бьётся в луже, — напугала.
Она ведь не только противная, она и кусается ещё.
Он включает двигатель, и тут ещё одна небольшая саранча падает на «приборку» квадроцикла.
Ну, такое уже бывало, он помнил годы, когда саранча засыпала землю, но в те годы не было такого дождя. Он дал «газа» и поехал к дому, старясь не заезжать в большие лужи, чтобы не валить аккумулятор.
Он был на своей улице, уже недалеко от дома, когда увидал у своего забора новый армейский грузовик. Правыми колёсами он заехал на возвышенность, левые колёса стояли в лужах, половину дороги перегородил. Но вот, что удивило его, так это то, что на грузовике не было ни одного знака. Ни номера части, ни даже эмблемы рода войск. Аким аккуратно через лужи в колеях объехал его. Остановился. И сразу из кабины вылез военный, судя по шлему, офицер. Он пошёл к Саблину, подошёл, отдал честь, протянул руку для рукопожатия и сказал:
— Лейтенант Морозов.
Ему об шлем бьётся саранча. Отлетает, падает на землю, мужчины смотрят, как она пытается перевернуться на земле, встать и снова прыгнуть. Лейтенант давит её ботинком.
— Саблин, — Аким пожал незнакомцу руку.
— Урядник Саблин? — уточнил лейтенант.
— Да. Урядник Саблин, — вспомнил Аким.
— Панова вам звонила двенадцать раз, ваш коммутатор не отвечает. Она меня прислала.
— Настырная, — отвечает Аким, — я после госпиталя отдыхал.
— Да, настырная, — Морозов усмехается, — она сказала, что вы готовы будете с нами по болоту покататься, как выйдете из госпиталя. Готовы?
Аким не ответил сразу и лейтенант продолжил:
— Если сегодня лодку купим, мотор купим, завтра поутру можем уже пойти. Нужно лодку побольше, чтобы шесть человек влезло, знаете, где такую купить?
— На шесть человек вы лодку не купите… — начал Саблин.
Но лейтенант его перебил:
— Урядник, давайте на «ты».
— По уставу, вроде как, не положено, — произнёс Саблин с сомнением.
Да и не хотел он заводить с этим лейтенантом большой дружбы.
Странный это был лейтенант. Вот у Акима на левой стороне пыльника, на груди, буквы и цифры: 2ПКП2с4 в. Под ними скрещенные топоры и лепесток пламени между топорами. Вот с ним всё ясно.
Второй Пластунский Казачий Полк, вторая сотня, четвёртый взвод.
Топоры с пламенем обозначают принадлежность к штурмовой группе. А у лейтенанта ничего нет, ни единой буквы. Да и шлем у него не такой, как у обычных офицеров, и пыльник другой. И оружие, вроде как, «Т-20-10», но какая-то неизвестная Саблину модификация.
— Ничего, мы не на войне, можем обойтись и без устава, — говорит лейтенант вполне дружелюбно.
— Ну, раз так, то конечно…
— Тогда давай лодку искать на шестерых, Панова не успокоится, я её давно знаю.
— Да не бывает лодок на шестерых, — задумчиво говорит Аким, — да и не смогу я завтра выйти. Завтра я со сводной ротой на юг ухожу.
— Как так, — искренне удивляется Морозов. — Ты же, я так понял, с Пановой договорился.
Читать дальше