— Иван Руссиянович! Михаил Семенович! Я знаю, что вы недавно появились в нашей стране. Как Вы находите наше общество?
— Ваше Импера…
— Иван Руссиянович! Дорогой! Мы на отдыхе! Оставьте титулы, обращайтесь по-простому. Здесь я Марина Леонидовна.
— Хорошо! Марина Леонидовна! Мы только начали здесь жить. Как оно будет дальше, не знаю, но первые впечатления хорошие.
— А у Вас Михаил Семенович?
— Тоже неплохо, только непонятно, чем нам тут придется заниматься.
— Вы еще не выбрали себе занятие по душе?
— Знаете, Марина Леонидовна, я ведь по натуре своей просто усердный служака. Провести остаток жизни, вскапывая огородик, я смогу, но этого мне будет мало. Если мне не найдется серьезного занятия, то я приму сан.
— Вас так привлекает Церковь?
— А чем она плоха? Я верую истово. Те мои знакомые, что уйдя в запас, посвятили себя Церкви, так для них ничего в жизни не изменилось. Служба — она везде служба, а ряса — тот же мундир. А мундир носить я всегда умел.
— А разве служба в Церкви, не является мирным занятием?
— Нет! Это такая же война, как и на полях бранных. Чтобы воспитать человека в праведности, нужно одолеть те же трудности, что одолевает и воин. Ведь настоящая Церковь, это войско праведное. Там, на Вилюе, я это прекрасно понял. И служитель церковный, это не просто пастырь, а командир, направляющий войско свое. А сам Христос, разве не видели люди Его в гневе великом? Вовсе не к смирению он призывал, когда увидел оскорбителей святынь в Храме Отца своего. Оружием и бранью гнал он торгашей из Храма.
— Однако, — промолвил император, — а как дело обстоит с правой и левой щекой?
— Надо подставлять! Ибо бьют по щеке, лишь за обиду, что ты причинил брату своему! Нельзя обидеть человека и не понести за это наказание! Человек, смиренный перед Господом нашим, такие вещи понимает и принимает заслуженную кару безропотно.
— А если тебе попался просто любитель поиздеваться над тобой?
— Совестливый человек, ударив по правой щеке, устыдится гнева своего. Ибо видит человека раскаявшегося. И по левой щеке бить не станет. Того же, кто ударил по левой щеке — бей насмерть! Ибо нет совести у него, а значит, жить ему незачем!
— И чему же Вы собрались учить прихожан? — заинтересовалась царица.
— Тому, что мир окружающий нас, погряз в грехах и неправедности. Что всякий раз, когда это происходит, Господь наш, в доброте своей, посылает людям своих карателей. И кто это будет, как не народ, сохранивший себя в чистоте и праведности? Ведь призывал Христос: "Продай одежды и купи меч!" Вот когда люди ответят: "Господи! Есть у меня два меча!" — значит, служение мое принесло пользу.
— Семеныч! Ты разошелся, прям как замполит на партсобрании! — влез в разговор я, — скажу тебе по-другому: кончай маяться дурью! Волка можно запереть в монастыре, но все-равно он смиренным от этого не станет. Ты же искусаешь всех, кто станет тебе поперек! Какая ряса? Тебя учили большему, нежели меня. И все это зря? Тебе напомнить о таланте, зарытом в землю? Или тебе больше говорить не о чем?
Царица, увлеченная речью Семеныча, разочаровано сказала:
— Разве Вам не интересны рассказы о службе? Михаил Семенович неплохо о ней рассказывает.
— Марина Леонидовна, давайте не будем за столом о службе говорить! А то подумают, что мы уже напились, — увидев легкое недоумение на лице царицы, я пояснил:
— Это просто из древнего анекдота, при случае расскажу.
— Хорошо, тогда вот какое дело, я конечно царица, но диплом у меня историка. Расскажите мне пожалуйста, как на самом деле Вы завоевали Русь? Поверьте, для меня это удача, о которой историки могут только мечтать! Встретить средневекового полководца воочию, пусть даже и в другом обличье.
Я вопросительно взглянул на императора.
— Рассказывайте Иван Руссиянович, Марина в курсе Вашей истории попадания к нам.
— Хорошо! Начну с того, что когда я вселился в Руссияна, мне довелось читать Ваши книги о том, как все это происходило. Так вот, там все описано неправильно! Побежденным противникам, всегда стыдно говорить о настоящих причинах поражения, поэтому они выдумывают сказки о врагах. Это было еще тогда. Мудрецы, далекие от воинских походов, расспрашивали своих воинов о случившемся. Но вот меня никто не спросил. Воины, проигравшие войну, неохотно говорили о своей вине. Гораздо приятней, им было говорить о том, как храбро они сражались с несметными силами победителя. И мудрецы, не способные отличить верхового седла от вьючного, охотней верили своим несостоятельным хвастунам. И не верили тем, кто говорил им горькие вещи.
Читать дальше