Игорь Аббакумов - Полководец Третьего Рима

Чтобы не ожесточать врага, был заранее отдан приказ, запрещающий издевательства над взятыми в плен и сдавшимися. Более того, как только наши связисты сумели встроиться в "сетку" противника, пошла от нас информация и на ту сторону фронта, что мы с пленными и беспомощными не воюем. Эффект от этого был — чжунхуи быстро обозначили свои медпункты ясно читаемыми символами.

Вскоре, начали сдаваться и те, кто осознал безвыходность своего положения. Сначала их было мало, но постепенно, количество сдавшихся все увеличивалось и увеличивалось. Сдавались как в одиночном порядке, так и целыми отрядами. Когда наступили сумерки, оставшиеся в живых чжунхуи вывесили белый флаг.

Разбираться с теми, кто капитулировал, я поручил срочно приехавшим работникам Штаба территориальной обороны, Хюммелю и Воронову. Мне сейчас было не до пленных. Нужно было понять, что нам принес этот день.

Выслушав доклады как об успехах, так и о потерях, я связался с Семенычем. Доклад его, меня сильно не порадовал. Полный успех, пусть и с ощутимыми потерями был только у нас. На Тагильском терминале, мы топчемся на месте. Муравьев, выполнив ближайшую задачу, не стал останавливаться на достигнутом и замахнулся на весь оставшийся терминал. Бои идут с переменным успехом и кто кого сумеет победить еще не ясно. У Львова тоже не все слава богу. Доложил об успешном выполнении ближайшей задачи и исчез. Как Семеныч не старался, но установить с Львовым потерянную связь не получилось. Вот и гадай: то ли противник заглушил ему связь, то ли "Пахтакор" уничтожен полностью.

А на остальных направлениях, никто никакого положительного результата не добился. Потому, что были разгромлены еще на подходе к цели. И кто в этом виноват? Да никто кроме меня! Можно выставить в качестве причины незрелость наших командиров. Можно указать на то, что из Семеныча стратег пока еще никакой. Только толку? Именно я дал людям приказ, выполнить который им оказалось не по силам. Ну не все они оказались Львовыми и Муравьевыми! Мне с этим нужно было раньше разбираться и ставить комбатам другие задачи. Ведь поставь я им задачу, на ведение активной обороны, они сумели бы ее выполнить! Территорию мы бы конечно теряли, но войска сохранили бы боеспособность.

Ладно! Не стоит заниматься самобичеванием! Нужно исправлять ситуацию. И не только исправлять, но и повернуть ее к своей пользе.

— Семеныч! Сейчас ты немедленно собираешь себе в помощь оперативную группу своих штабистов и не медля выезжаете ко мне.

— Есть! А кого на "хозяйстве" оставить?

— Кого хочешь, того и оставляй. Все-равно, как не было у нас Генштаба, так и нет.

А это камень уже в огород Коробова. Вроде грамотный мужик, мог ведь мою дурь исправить, когда дело неладно пошло, а не исправил. Мог подсказать комбатам, чтобы не перли на рожон, а разминувшись с выходящим противником, выйти на рубеж атаки обходными путями, как это сделал Львов. А не сообразил ведь.

Я не стал упрекать Семеныча в тех ошибках, которые он уже успел совершить. Все, что можно было сделать в этой ситуации, но не было сделано, мы разберем вместе, когда он прибудет ко мне. Ему тоже нужно учиться, ведь реального боевого опыта, у него даже меньше, чем у моих горе-командиров. С ними кстати тоже нужно разобрать сегодняшний бой.

Спустя некоторое время, состоялся разговор с императором.

— Ну что майор, порадовать меня ничем не сможешь?

— Ваше Императорское Величество, докладываю…

— Не нужно докладывать. Обстановку я знаю. Ты мне лучше скажи, что нам со всем этим делать? И что мне говорить народу?

Чувствовалось, что царь наш был крайне зол и растерян. Все пошло не так, как мы решали ранее. Он продолжал и дальше осыпать меня упреками, но я его уже перестал слушать.

Я просто посмотрел на него другим взглядом. И увиденное мне не понравилось. В моем молодом теле жил не старик, а древняя и много испытавшая за двенадцать веков тварь. Тот, кого я признал в молодые годы своим Повелителем, разве он так себя вел? После блистательной Калки, мы потерпели поражение от булгар. Я вместе с Джебе, этим поражением, похоронил достигнутое нами за четыре года тяжких трудов. Вина наша была огромной и кое-кто предлагал нам бежать от гнева Повелителя в другие, неподвластные ему земли. Мы не стали следовать советам "доброжелателей". Вместо этого, резкий и порывистый Джебе заявил непрошенным советчикам:

— От Повелителя бегают лишь его враги!

А потом, мы стояли перед Ним, стыдясь и не зная, куда девать свой взгляд. Нам уже не было страшно умирать, ибо стыд и позор, выпавшие на нашу долю, были страшнее смерти. Повелитель глядел на нас своим пристальным взглядом и долго молчал. А потом сказал, как плетью ожег: