Ник Волхарин - Шрам

— Обычно нет — улыбнулся Джим — Но ты ведь хотел обкатать свою красотку? А теперь, если вопросы кончились, то топай в машину. Нужно еще груз забрать, а караван с каждым часом все дальше.

Теперь все встало на свои места. И я готов был расцеловать Джима за подаренную им возможность. Он взял эту работу исключительно ради меня, зная, насколько это может быть важно. И все же я не мог не спросить:

— А как же остальные? Пастырь не против?

— Он дал согласие, не волнуйся.

Мы забрались в машину и покинули гараж.

— Ну что же, посмотрим, правда ли она так хороша, как ты мне расписывал — подначивал Джим, закуривая сигарету.

— Даже лучше — заверил я.

— Надеюсь, она не развалиться где-нибудь на полпути.

— И не мечтай.

Мы забрали груз у заказчика, которым оказался сморщенные старичок, скрипучим голосом наставляющий нас о том, насколько важна его посылка и насколько осторожными нам следует с ней быть. Посылкой были две массивные коробки, которые нам пришлось старательно закрепить на заднем сиденье автомобиля, под пристальным взглядом старика. Явно, увидев наш транспорт, он не пришел в восторг, и может даже хотел бы отказаться, но попросту побоялся с нами спорить.

Закончив всю эту нудную процедуру, мы двинулись к южным воротам города, и только тогда я понял насколько сильно волнуюсь. Наверное, так же чувствует себя отец, когда его чадо участвует в каком-либо соревновании. Смесь гордости и опасения за то, что надежды и вложенные силы не найдут оправдания. И конечно отец не станет меньше любить своего ребенка в случае его поражения, но все же хочет гордиться им, хочет чтобы на глазах у других именно его сынок или дочурка показали, что они достойны уважения, ведь тогда и он сможет чувствовать себя победителем. В моем же случае это было еще более актуально, ведь я сам собрал эту машину, только я в ответе за то, как она себя покажет. Я был уверен и в себе и в ней, но все же не настолько чтобы не чувствовать волнения, застывшего комом в груди и отдающего легкой дрожью в конечностях.

Охранники возле ворот с интересом разглядывали нашу машину, а один даже осведомился, где такую можно купить, на что Джим ответил в привычной ему, насмешливой манере, что сначала ему стоило бы научится водить.

И вот мы оказались за стеной. Больше преград не было. Перед нами лежал целый мир.

— Готов? — спросил я Джима, ощущая прилив сил и некого азарта.

— Ну давай посмотрим, на что она способна — Джим прикурил сигарету и откинулся в своем кресле.

— Держись крепче.

Я начал разгон, не торопясь вжимать педаль газа. Хотелось насладиться этим моментом, как можно дольше не достигая предела возможностей. Машина двигалась вперед плавно, постепенно набирая скорость. Я даже не заметил, как мы преодолели ту черту, выше которой я не разгонялся никогда прежде.

— Ого — расхохотался Джим, когда стрелка спидометра достигла отметки в двести пятьдесят километров в час — А это и правда круто!

Похоже, ничто не могло испугать этого человека. На пике переполнявших меня эмоций, продолжая разгон, кажется я и сам смеялся вместе с ним.

Мы мчались как стрела, пронзая воздух, и я слышал как он свистит за окном. Чем больше была скорость, тем меньше сомнений и страхов у меня оставалось. Все было как в те времена, когда я занимался гонками, но только в сотню раз лучше и сильнее. Чувство свободы, непреодолимо влекущей к себе, заставляющей гнать быстрее и еще быстрее, словно в попытке убежать от всех сдерживающих нас границ, законов и рамок. Никогда еще я не чувствовал себя настолько свободным. Машина превратилась в послушного зверя, с которым я будто бы слился воедино. Я чувствовал ее, слышал как она пела, довольная тем, что получила свой шанс и больше не обязана сдерживаться. И я был не обязан. Все что осталось позади во времени и пространстве, сгинуло забрав с собой переживания, стремления, надежды и мечты. Не осталось ничего лишнего, лишь голые эмоции кричащие в унисон рычанию мотора. Существовала лишь дорога, скорость и проносящийся мимо, пустынный мир. Какие-то моменты нашей жизни хочется пережить снова, иные не переживать никогда, но этот момент был из тех, в которых хотелось остаться навечно.

— Как ты ее назовешь? — спросил Джим.

— Назову? Я об это не думал.

— А зря. Такой машине нужно имя. Она ведь особенная.

— Я что-нибудь придумаю — пообещал я, а сам продолжал слышать эти слова «она ведь особенная». Действительно особенная, уникальная, а значит Джим прав и она заслуживает имени.