Владимир Бабкин - Меж двух Царей

Ведущим Высочайшей аудиенции для прессы был глава РОСТА Борис Алексеевич Суворин, который ее и начал.

— Господа журналисты, господа, приглашенные на Высочайшую аудиенцию для прессы, господа гости, дамы и господа! Мы начинаем первую в истории встречу Государя Императора с прессой. Вначале Государь обратится к прессе с заявлением, после чего прессе будет дозволено задать Его Императорскому Величеству либо любому должностному лицу свои вопросы. Каждый из представителей прессы сможет задать по одному вопросу. Итак, всеподданнически просим Его Императорское Величество Государя Императора Михаила Александровича огласить свое заявление для прессы!

Император встал и вышел на трибуну. Михаил Второй мрачно осмотрел зал и вдруг спросил Суворина:

— Всех приглашали?

— Точно так, Ваше Императорское Величество! — глава РОСТА сделал полупоклон в адрес монарха. — Приглашениями занимались мы и генерал Кутепов по своей линии.

Самодержец обернулся к исполняющему должность главнокомандующего петроградским военным округом. Тот поднялся с места и подтвердил:

— Так точно, Ваше Императорское Величество, курьеры были разосланы по всем адресам.

Император пожал плечами.

— Что ж, представьте мне завтра этот список на изучение.

После этого он кивнул Кутепову, а тот, в свою очередь, сделал знак офицеру у входных дверей. Офицер отдал честь и быстро выскочил из зала заседаний. Послышались какие-то команды, шум и там явно что-то происходило.

Присутствующие, кто с интересом, кто с беспокойством, а кто и с явным страхом, бросали взгляды то назад, на входные двери, то вперед, на Михаила Второго, который невозмутимо ждал стоя на трибуне.

Наконец, послышался топот ног, и из Екатерининского зала донеслась песня, исполняемая, казалось тысячами луженых глоток:

В зал сразу через все входные двери потек строй фронтовиков, штыки которых зло поблескивали в ярком свете ламп.

Распевая маршевую песню, фронтовики уверенно растекались по рядам, постепенно заполняя все свободное пространство позади тех, кому "посчастливилось" придти раньше. Наконец, приведший их офицер дал команду и солдаты прокричав:

…дружно уселись на отведенные им места. И в зале как-то сразу установилась полная тишина. Фронтовики не приучены были болтать в присутствии Высочайшей Особы, а остальные, судя по всему, от этой привычки последнего времени, начали активно отучаться.

ПЕТРОГРАД. ТАВРИЧЕСКИЙ ДВОРЕЦ. 6 марта (19 марта) 1917 года. Поздний вечер.

Я обвел взглядом замерший зал. Интерес и азарт в глазах репортеров. Смятение и страх в глазах чистой публики, многие из них стараются не смотреть на меня, дабы случайно не встретиться взглядами. Послы Великобритании и Франции явно обеспокоены и чувствуют себя не в полной безопасности, то и дело озираются назад, вопреки всем дипломатическим навыкам.

Глаз фронтовиков на таком расстоянии мне не видно, но очевидно их распирает восторг от возможности злорадно дышать в затылок почтенной столичной публике. Что ж, у них есть повод для таких настроений.

Итак, начнем, помолясь.

— Дамы, господа, мои боевые товарищи.

От этих слов половина зала как-то поежилась, почувствовав, что обращение "товарищи" относится явно не к ним, а как раз к тем скотам, которые так нагло сверлят своими недобрыми взглядами их благородные спины.

Что ж, может так до них быстрее дойдет то, что я собираюсь здесь сказать.

— Отечество наше переживает тяжелые времена. Третий год идет мировая война, тяжести и размаха которой еще не знало человечество. Все воюющие страны ведут войну, напрягая все имеющиеся силы, на полях сражений сошлись в боях сотни дивизий, в тылу миллионы людей работают на нужды фронта. Почти весь европейский континент превратился в гигантское поле битвы, в которой цена победы или поражения равняется праву на будущее для каждой страны и каждого народа. Горе побежденным. Так говорили древние. Горе побежденным. Так скажут победители в этой войне. И горе нам всем, если мы проиграем. И ошибается тот, кто думает, что Россия большая и до его районов беда не дойдет. Слишком много жизней, сил и денег тратится и будет потрачено на эту страшную войну всеми сторонами и победившие отберут и проигравших последнее. Да так отберут, что контрибуцию проигравшие будут выплачивать не одно поколение, опускаясь все глубже в беспросветную нищету. Но разве можем мы позволить опустить русский народ в еще большую нищету? Разве народ наш в массе своей живет в достатке? Разве хватает ему еды, скотины, лошадей, инвентаря? Разве не вынужден он бедствовать в деревне или в городе?