Елена Горелик - Пасынки

Одно хорошо — хотя бы ночуют под крышей. В пути по землям враждебно настроенных людей приходилось отдыхать в лесу, в наскоро построенных шалашах. А когда опала листва, стало совсем неуютно. Лишь позавчера им повезло заночевать в пустующем лесном домике, хозяину которого тоже очень повезло, что он в тот день находился в отлучке. Но там чувствовался домашний уют, пусть и человеческий. А здесь…

Постоялый двор. Временное пристанище. Но разве нельзя сделать его хоть чуточку удобнее?

Несмотря на отвратительное настроение, альвы спустились в трапезную. Следовало хорошенько подкрепиться перед дорогой. Они по-прежнему не доверяли людям и их словам. Здесь начиналась иная страна, не Германия и не Польша, где они были вынуждены отойти в леса и атаковать врагов, прикрывая отход остатков народа на восток. Но люди — это люди, везде их природа одинакова. Так же, как и природа альвов, на какие бы страны те ни делились. Следовало соблюдать осторожность. Ей, княжне Таннарил, несложно было хранить безразличие и отстранённость. Воины? Они могли бы поделиться своей выдержкой с кем угодно. Но юная Ларвиль? Кто из них умел владеть собственным лицом в тринадцать лет? Этому искусству альвы учатся столетиями.

Учились. Раньше.

Теперь, глядя в зеркало, княжна испытывала убийственную смесь тоски и страха. Вместо вечно молодой дочери Первосотворённых оттуда уже второй год смотрела на неё женщина примерно тридцати человеческих лет. Всё ещё прекрасная, но уже с признаками увядания. Пока едва заметными, но время идёт, а годы беспощадны. Лишённые благодати богов альвы старели и умирали так же, как и люди.

Её отряд терял бойцов не только в боях с людьми, но и в безнадёжном сражении с навалившейся старостью. Многие из тех, кто был свидетелем эпохи Сотворения, пали на собственные мечи, понимая, что беспомощные старцы сковывают отряд. Остались молодые, те, кому не минуло ещё четырёх-пяти тысяч лет, да тринадцатилетняя княжна Арфеннир. Единственная выжившая из своей некогда многочисленной семьи. Люди сочли её мёртвой и оставили лежать на дороге, в луже собственной крови. В противном случае она разделила бы участь выживших в той стычке родственников, сгоревших заживо на специально сложенных для этого случая кострах… Умом княжна Таннарил понимала, что у людей были некоторые основания для такого ожесточения. Клан Арфеннир истребил немало их сородичей, причём путь людей в свой загробный мир отнюдь не был лёгким и быстрым. Но сердце кровоточило и требовало мести. Люди из разряда дичи перешли в разряд врагов. Врагов следовало уничтожать, невзирая ни на какие препятствия. Тем более, что бессмертия больше нет, и время поджимает. Но… что будет дальше? Людей много, больше, чем капель в море. Они объединены в государства на манер альвийских, у них есть сильные государи и огнестрельное оружие. Что будет с альвами, если восстановить против себя всех людей этого мира, даже думать не хотелось.

Вот если бы удалось натравить одних людей на других, чтобы они сами себя истребили… При одной мысли об этом княжна Таннарил едва могла сдержать улыбку. Отец поступил мудро, уведя остатки народа на восток, в страну, которая славится терпимым отношением к чужакам. Там народ сможет восстановиться, несмотря даже на ограниченный срок жизни. Женщинам, правда, придётся много и часто рожать, чтобы народ умножился. Даже ей, скорее всего, отец или брат подыщут достойного супруга. Одновременно с этим следует опутать властную верхушку страны своим влиянием, возможны и династические браки, как бы мерзко это ни выглядело. И через два-три поколения…

— А-а-а! — чей-то гнусавый рёв прервал полёт мыслей княжны Таннарил, вернув из заоблачных высей далеко идущих политических планов на землю, в трапезную постоялого двора. — Это они, разбойники ушастые!

Ревел высокий человек в красном камзоле с чёрными отворотами. Глаза выпучены, усы топорщатся, рот распялен в гримасе ненависти. Орал он по-немецки, а это значит, что где-то их пути вполне могли пересечься. Вот ведь принесла его нелёгкая… Случись эта встреча в лесу, княжна знала бы, что делать. Но они только-только пересекли границу России, давшей приют альвам. Ознаменовать свои первые шаги в этой стране смертоубийством — значит, похоронить все старания отца. Оставалось одно: до последнего избегать столкновения, а в случае его неизбежности сделать так, чтобы виновным признали этого неугомонного.

Да он ещё и один… А, нет. За спиной маячит вторая небритая рожа. Этот одет скуднее и держится не столь нагло. Слуга, должно быть… Или его господин рехнулся, или у него действительно серьёзные счёты с её воинами. Но немец может привлечь на свою сторону других людей, мирно завтракавших в той же трапезной. Здесь не Саксония, где альвы, устраивая налёты на деревни, почти не встречали сопротивления, до того их боялись. Остзейцев даже там считали людьми недалёкими и чересчур задиристыми. Эти — полезут драться.