Диана Ибрагимова - Сезон летающих деревьев

Пещера проглотила силуэт Фэйми и закружилась, завертелась, отмеряя шаги, искажая пласты пространства. Тени засуетились, замаячили, потянулись к огоньку, но Фэйми не видела их. Она неслась вперёд, одержимая одной только целью, и её хиго стал отчаянно красным. Он раскалился, а сущности, касавшиеся его, одёргивали обожжённые руки.

Впереди появился колодец тьмы. Фэйми нырнула в него, не раздумывая. Яркий свет хиго вёл её через отчаяние душ и грешные воды, сквозь скопища алчущих духов и порталы. К одному единственному, застывшему в плену безмолвия существу. Фэйми не видела Лури, но она знала, что он там, и запустила обе руки в вязкую жижу. Кровь закапала по её локтям, будто она вонзила пальцы в чьё-то распоротое брюхо. Духи зашевелились, пространство дрогнуло. Фэйми рванула на себя сгусток, выдрала его из заключения и бросилась обратно, не помня себя от страха. Со всех сторон к ней потянулась тьма.

— Отдай! Отдай! Отдай его! — голосили духи.

— Не отдам! — выпалила Фэйми и, зажмурившись, прорвалась через лес переплетённых рук.

Она пробила в них брешь своим ярким хиго. Духи отшатывались от света, растекались, рвались на полосы, расползались, как старая ткань. Фэйми оттолкнулась и прыгнула, приземлившись уже в Витках. Под светом голубых гирлянд комок у неё на груди начал оживать. Он обретал форму, расширялся и вытягивался. Вот уже появились отростки-лапы. А вот голова. А вот два испуганных белых шарика — выпученные глаза испуганного Лури.

— Ты рехнулась, девочка! — завопил он, вырываясь. — Верни меня на место!

— Да поздно уже! — расхохоталась Фэйми, обнимая лиса. — Уже поздно, так что держись крепче! И не говори ничего Аргусу, ладно? Скажи, что духи тебя отпустили.

— Сумасшедшая девчонка! — дурным голосом вопил лис. — Мало того, что хозяин порушил все барьеры на пути к тьме, так теперь ты ещё и духов разозлила!

— Они за мной не угонятся, Лури!

Фэйми тяжело дышала, крепко держа драгоценную ношу. И вот появился выход в Поддонье. Знакомое золотисто-розовое марево и целое полчище разноцветных бабочек, вылетевшее из ушей девочки. Эрри запрыгала, как суслик, завидев беглецов. Её смешная мордочка мелькала в море травы. Фэйми рухнула на спину в цветы и расхохоталась ещё сильней, глядя на небо, местами пушистое от семян одуванчиков, закрученных в вихри ветром судьбы. Яркие лютики вспыхивали то тут, то там словно звёзды в душистой травяной ночи.

Лури лизнул Фэйми, потом обслюнявил выхухоль, положил голову на грудь девочки и смотрел как голубая божья коровка забирается по стебельку и взлетает в небо. Бабочки заполнили всё вокруг. Чёрные и серые мешались с перламутровыми и прозрачными. Было тихо и спокойно, как на дне глубокого озера.

— Они не дадут тебе покоя, Фэйми, — сказал лис. — Тебя ждут большие неприятности.

— Ну и пусть, — ответила девочка. — Я всё преодолею. Я сильная теперь.

— Лури! Лури! Как же я рад тебе, моя блохастая варежка!

Аргус кружил недовольного лиса, то прижимал его, то чесал за ухом и не переставал восторженно восклицать:

— Лучше и быть не могло! Кто бы мог подумать, что духи не выдержат твоих гнусавых песен? Они всегда выводили меня из себя, но теперь я готов слушать их днём и ночью!

— Хозяин, вы меня скоро измочалите, как пеньку, сколько можно! И почему вы до сих пор стоите возле барьера? Почему не в Гёльфене?

Мальчик вмиг помрачнел. Фэйми только что ушла, и они остались в дубовом лесу втроём. Аргус, Лури и Макао, от избытка радости забравшийся на самый высокий ствол.

— Никак не решусь перешагнуть барьер, — признался Аргус. — Я подумал: а вдруг Гёльфена за ним уже нет, и ничего нет. И тогда ты зря умер. Мне от этого стало так тоскливо, что я не смог заставить себя зайти внутрь.

— Опустите меня на землю и пойдёмте уже! Памфле заждался.

— А вдруг и его уже нет? — Аргус нервно грыз кулаки.

— Я вхожу! — прогнусавил Лури.

— М-м-м! — замычал Макао, спрыгивая с дерева прямо за барьер.

Аргус вздохнул, потоптался на месте и поплёлся следом.

— Какой кошмар, — охнул он, оказавшись в сжатом пространстве.

Они стояли на границе снежной пустоши. Метель задувала в лицо крупные снежинки. Было холодно. Пронзительный ветер завывал над руинами Гёльфена. Поваленные колонны, рухнувшие своды, поломанные стены. Груда серого камня — вот и всё, что осталось от некогда величественного замка. Садовые скульптуры лежали в сугробах, как сбитые шахматные фигуры. Деревья ёжились, кутаясь в бурые обноски листьев. Небо нависало сизыми тяжёлыми тучами.