Владимир Бабкин - Император мира

— Кстати, об Академии наук. Что говорят ученые?

Палицын усмехнулся.

— Говорят, Государь, что мы нехорошие люди, поскольку отказали им в возможности принять участие в этой экспедиции.

— Обойдутся. Ученые всем хороши, но держать язык за зубами не умеют, а это обстоятельство в операции “Знак” явно будет излишним. Примут участие в следующих экспедициях.

— Да, Ваше Величество.

— Борис Алексеевич, что с информационным ходом операции “Знак”?

Суворин открыл папку и дал справку:

— К утру 28 мая слухи о найденных в Сухаревской башне артефактах и, в частности, об обнаруженной Черной книге колдуна Якова Брюса, дополнились слухами о привезенных на дирижабле “Гигант” таинственных кристаллах с Марса, за которыми и была, как утверждают “знающие люди”, отправлена эта экспедиция на самом деле. Слухи так же красочно описывают доставку ящиков в полночь по улицам Москвы, и что их сопровождали в страшную Сухаревскую башню тринадцать черных всадников. Предлагаю, для усиления эффекта дать официальное опровержение.

Киваю.

— Да, давайте опровержение. Только опровергайте очень решительно и даже яростно. Особенно отрицайте слух о том, что экспедиция привезла живых марсиан или их тела. Можно даже выпустить заявление Министерства внутренних дел о том, что распространители слухов будут строго наказаны. Пусть толпа укрепится во мнении, что власть что-то скрывает.

— Сделаем, Ваше Величество.

— И раскручивайте тему угрозы из космоса. Не утверждайте прямо факт того, что это был взрыв марсианского корабля, но и не исключайте такую возможность. Газеты же пусть делают основной акцент именно на марсианах. И передайте международным информационным агентствам фотографии вывала леса. Снимки, сделанные с воздуха и на самой поверхности. И про то, что случилось бы при взрыве такой силы, случись он над Москвой, Петроградом или Лондоном не забудьте. Особенно про Лондон. И Нью-Йорк.

МОСКОВСКАЯ ГУБЕРНИЯ. ИМПЕРАТОРСКАЯ РЕЗИДЕНЦИЯ «МАРФИНО». 29 мая (11 июня) 1917 года.

Трудно ли сыскать в Российской Империи человека? Не революционера, не подпольщика, не агента какого-нибудь, а просто человека? Причем, не крестьянина, не мещанина обывателя, а самого что ни на есть потомственного дворянина? Их всего-то в стране миллион триста тысяч человек, и все они учтены и в родословные книги записаны.

Тогда почему я за три месяца даже не сделал попытку?

Я катил по извилистым лесным дорожкам. Вероятно, лесом данную местность можно все же назвать весьма условно, ведь, как бы то ни было, это не совсем глухая чащоба, а окрестности императорской резиденции, однако, здесь, вдали от цивилизации и новой старой столицы, природа все еще сохраняла некоторую первобытность и на парк не очень-то походила.

Более-менее ухоженные дорожки сменялись едва различимыми тропинками, те, попетляв по каким-то зарослям, вновь выводили к обжитым местам и наоборот. Я нарезал версту за верстой, следуя заветам и рекомендациями моего Лейб-медика академика Павлова, который озаботившись здоровьем вашего покорного слуги, буквально выел мне мозг причитаниями о том, что негоже Царю-батюшке так себя надрывать и всячески гробить. Дел и проблем много, а я у России один. С последним утверждением спорить было трудно, и я подчинился.

Правда, доктор рекомендовал мне конные прогулки, но я так и не смог себя пересилить. Нет, если что, я с легкостью вскочу в седло и поведу дивизию в атаку или возглавлю парадный марш, но это если сильно надо. А так, чтобы ради удовольствия? Нет, увольте. Не мое это. Пока во всяком случае.

Поэтому наматывал я километры на более привычном и психологически более комфортном транспорте — на велосипеде. И пусть это не чудо технической мысли третьего тысячелетия, со всякого рода переключениями скоростей и прочими примочками, но это все же велосипед.

Вряд ли, конечно, я был предоставлен сам себе, все же это окрестности строго охраняемого объекта имперского значения, да и генерал Климович не просто так подробно расспрашивал о планируемых маршрутах моих велопрогулок, но на глаза мне никто не попадался, а я никого и не искал, не желая, с одной стороны, портить себе уединение, а, с другой, подводить охрану под конфуз и монастырь, ведь наверняка начальник моей личной службы безопасности строго-настрого приказал не отсвечивать и на глаза Императору не попадаться без особой на то нужды.

Да и не хотел я сейчас никого видеть. Думал думы тяжкие. И отнюдь не о международном положении я размышлял, и даже государственными заботами не был занят. Не мог ответить сам себе на простой вопрос — почему я за три месяца так и не попытался?