Владимир Бабкин - 1917 - Вперед, Империя!

— Хорошо, мое солнышко. Если серьезно, то все действительно нервно. События завертелись значительно быстрее, чем я рассчитывал. И я не уверен, что они так завертелись сами по себе. Слишком многое стоит на кону. И визит «старых семей» в Россию лишь часть Большой Игры, равно как и покушение на тебя в Таранто.

— И такая легкость получения согласия на мой полет в Россию.

— Да, и это тоже. Причем таких неожиданных совпадений и даже удач вдруг стало слишком много. Так не бывает. Годами Болгария била в хвост и гриву Антанту, а тут неожиданно перешла на нашу сторону…

— Но ведь это Слащев…

— Любовь моя, Слащеву честь и хвала, но без каких-то глубинных решений он бы ничего не сделал. Болгария должна была еще год, а то и полтора сражаться. А тут — раз и готово! Повезло? Возможно. Впрочем, это пустые рассуждения.

Я вырулил, явно сболтнув лишнего. Хорошо вовремя спохватился.

— Да, я действительно хочу скорее выехать в Севастополь. Вчера в действие вступил Южный фронт генерала Брусилова, который начал свой марш на Болгарию. К его войскам присоединилась и болгарская армия. Если все будет хорошо, то завтра-послезавтра наши войска возьмут Констанцу и соединятся с болгарами, отрезав Австро-Венгрию от Черного моря. Конечная цель наступления — Константинополь. Проливы. Ради них Россия вступила в эту войну и взятие их простит мне многое. В ходе войны мы потеряли обширные территории. И господин Суворин может сколь угодно красноречиво описывать доблесть русской армии, но пока она наступать на немцев совершенно неспособна. Даже обороняется с трудом. Тот же Двинск мы героически потеряли, а деблокировать 38-ю дивизию не в состоянии. Тем более я совершенно не уверен, что нашей армии удастся отбить у немцев, к примеру, ту же Польшу. Значит, нужно что-то такое явить народу, что затмит Польшу и все остальные потери, и что господину Суворину можно будет объявить Главной Победой. Именно по причине грядущей битвы за Проливы я действительно должен быть на Императорском командном пункте в Севастополе.

Взглянув в глаза жене, я кивнул.

— Да, ты права — это лишь часть правды. Я не могу допустить того, чтобы слава победителя досталась лишь моим генералам.

— Ты опасаешься, что набравшие популярность генералы могут тебя свергнуть?

Да, она умна. Этого у нее не отнять.

Киваю:

— Опасаюсь. Только за этот год в России дважды пытались свергнуть Императора, не считая заговоров и покушений. Я знаю о существовании еще нескольких заговоров или, как минимум, о том, что определенные люди прощупывают почву, ведя осторожные консультации. Я и наступление в этом году начал во многом только потому, что если бы я не направил энергию моих генералов на цели вне Империи, то они бы нашли себе интересные цели внутри ее. И такой целью почти наверняка стал бы я. Разговоры о том, что я своим показным миролюбием пытаюсь украсть у России и армии победу, начинали звучать все громче. И если сто дней генералы были готовы мириться с этим, понимая, что нужно укрепить армию и восстановить дисциплину, то к июлю я должен был спустить с цепи псов войны, иначе бы они загрызли меня самого.

— Псы войны…

Маша задумчиво повторила эти слова, словно смакуя их вкус.

— Да, радость моя. И сейчас, в глазах армии и народа, главным триумфатором и героем Победы должен стать Император, а не Гурко, Брусилов или еще кто-то. Иначе возникнет огромный соблазн обратить популярность генерала в реальную власть. Мне хватает проблем и с Маниковским, а тут еще и такое.

— С Маниковским? Это твой премьер-министр?

— Да. И уже дважды он всерьез рассматривался заговорщиками на роль военного диктатора. Один раз при Николае, а второй уже при мне, когда мой трон зашатался.

— Тогда почему ты его не уберешь?

— Пока не могу. Более того, я дал ему во многом чрезвычайные полномочия для наведения порядка в экономике и управлении Империи. И то, что Россия сейчас значительно лучше стоит на ногах, чем полгода назад, во многом его заслуга.

— Но он опасен?

— Очень. И не только он.

— Ты уезжаешь в Севастополь, а он остается в Москве…

Я склонился и нежно поцеловал ее ладошку.

— У меня очень умная жена. Да, ты правильно поняла суть момента. Я не могу уехать и не могу не уехать. Император должен стать во главе Победы, но, когда свергали Николая, он тоже оставил столицу и уехал в Ставку. Ты наверняка знаешь историю моего воцарения и события, которые этому предшествовали.

Тигрица неопределенно кивнула.