Сергей Уколов - S-T-I-K-S Художник в улье

Не верить в рассказ Реваля, нету смысла. Так подробно не врут.

Из жизненного опыта, немного умею отличать балаболов, от нормальных людей.

Единственное, что вызывало мою недоверчивость – это рассказ про жемчуг, и его эффект.

Здесь, я склонялся к мысли, что Реваль это всё провернул, чтобы вселить в меня уверенность, в себя. Я ведь похож немного, с лица, на ребёнка, а детям рассказывают сказки, про волшебную фею. Отеческий жест заботы, не более.

Но, всё равно, приятно!

Поправил ремни автомата и винтовки, что болтались у меня за плечами.

Реваль мне даже один гранатомёт выделил и показал, как пользоваться им и всем прочим.

Мастер класс от бывалого гранатомётчика. Между "прихватить ещё патронов", и взять гранатомёт, не задумываясь, выбрал второе.

Некоторое добро, оставшееся после моего кровавого спасения, покорёжило взрывами, но всё равно, его с лихвой хватило на двоих.

Арбалет уже позабылся.

Я попытался было, прихватить и его, но мой внезапно появившийся в этом мире друг, сказал: «Брось это убожество, тебе и так, килограмм пятьдесят на себе тащить, вместе со жратвой, ты, парень здоровый, но всё же, побереги себя!»

На вопрос – "каким образом, он собирается возвращаться к своим, после проделанного?", он ответил:

«Перекинуть через «херок» ментата – не так уж и сложно, особенно мне, с моим даром. Особенно, если я пойду, сначала в стаб внешних, а не к себе, в посёлок. Тогда, пройдёт время, воспоминания подёрнутся дымкой. Есть имунные, спокойно такое проворачивающие. В крайнем случае, расскажу про такого, русого парня, и без меры преувеличу его светловолосость.

Встань на свет! На свет встань, грёбанный свет! Вот таким я тебя и запомню!»

Ничего, похожего на события сегодняшнего единственного дня, со мной ещё не происходило.

Разве что история, несоизмеримо более лёгкая.

Если сравнивать с сегодняшней, то вообще, ясли детского сада.

Произошло это, когда я был, ну совсем ещё молодой…

***

- В смысле, мне не положена отсрочка?

- А вот так, не положена. Художник ты. Не токарь, не слесарь, не механик-юрист-менеджер! Ваше училище не предоставляет отсрочки.

- Понятно.

Пошёл снимать отпечатки пальцев.

И я позволил себя увести, как бычок, покорно ведомый на убой.

Даже зарделся немного, ведь класс, долгих десять лет, внушал мне, что я полное говно, а тут нате: я, оказывается, годен для военной службы.

Задолбался учиться.

- Что, в армию? – спросила преподаватель из моего колледжа.

- Да, послезавтра, сказали.

- Подошёл бы, мы тебя отмазали. Что, чё за бред? Даём мы отсрочку, надо было подойти и взять справку!

- Блин, - оказывается, можно было.

А ведь встретившийся одноклассник пытался донести до меня, что справку дают в колледже. А мне, сказала толстая тётка военкомша – нет отсрочки, не дают справки. Я купился, и даже не попытался самому себе помочь. Обманули дурака…

«Пошли они, видеть их не хочу» - это об одноклассниках.

А в армии отслужу, пофиг.

Четыреста километров до части, из них двести – на маршрутке.

Даже не блеванул, шок.

Тут и здоровых людей покачивало.

А как я удержал свои внутренности на месте - не понимаю.

Меня стимулировало моё положение в салоне – посерединке, и боязнь потерять лицо перед пацанами. До крови щеку закусил, но выжил.

Впоследствии, едва не упал в обморок, когда стоял три часа на плацу.

Разбирали командиров, разбирали солдат – задавили человека, это сделало пьяное существо в форме за рулём грузовичка.

Вся речь была матной.

Моё первое разочарование.

Нас начали учить маршировать. Не сказать, чтобы я в этом преуспел, но и не первый с конца.

Вечером сержант, побывавший в горячей точке, и сейчас делающий из нас людей, спросил:

- Здесь в одном военнике написано, что парень из Ташкента, это кто?

- Я, а что? – поднял руку я.

- Да нет, ничего.

Утром следующего дня маршировали. Он, приказом остановил строй.

- Так, морда узбекская, маршируй нормально, делай шаг короче. Или тебе на узбекском донести? Ферштейн? Так понятно?

Стемнело.

Возвращались со столовки, попытался незаметно одеть перчатки, пока остановились, пропуская другой строй.

Внезапный удар сверху вниз, по запястьям, чья-то рука, в кожаной перчатке грубо подняла мне подбородок повыше.

Возражать не рискнул.

Это, как если бы мне сказали: « Дорогой, товарищ солдат, у нас здесь в строю не чешутся, и не сутулятся!» - только вообще без слов.

Вспомнил нашего сержанта Патракова, которого мы, любя, называли Патрик.