Вокруг ипподрома давно сформировался свой, особый мирок маклеров, брокеров, мутноватых жучков, и стопроцентных уголовников. Но приезжавшие на бега представители высшего света вообще никак не контактировали с этим мелким жульём, словно отделённые толстым бронестеклом проходя на центральную трибуну, куда прочий люд не допускался. Даже кассы для ставок там были свои. А прочая публика рассаживалась на боковых секторах, или вообще стояла, наблюдая за бегами через сетку над барьером.
Но даже в «нечистой» половине бушевали нешуточные страсти и порой проигрывались целые состояния. Многие даже сделали бега своей второй профессией приходя сюда регулярно надеясь выкроить у богини удачи свой кусочек счастья.
Но Николай ездил сюда не за этим. Отлично разбираясь в лошадях, и обладая острой наблюдательностью, он к исходу второй недели вычислил последовательность выигрышей лошадей. На призовых скачках всё было относительно честно. Там соревновались рысаки, принадлежавшие князьям, заводчикам и генералам, и за любые махинации можно было мигом очутиться на каторге. Но вот в обычные дни, когда бежали лошади из многочисленных «деловых» конюшен, уже начинались подтасовки, с тем, чтобы сам ипподром и приближённые к нему лица получали свою долю со стрижки посетителей.
Выигрыш серого рысака по кличке Ветерок, готовился долго. Ветерок сначала проиграл всё что можно и всё что нельзя, несмотря на то, что был в общем неплохой лошадью орловской породы с конезавода князя Шереметьева.
Естественно никто на Ветерка уже не ставил, и когда в шестом забеге, Николай увидел, что служитель выставил табличку с надписью Ветерок, дождался пока основная масса сделает ставки, подошёл к кассе.
– На Ветерка какие ставки?
– Двадцать к одному, но, не рекомендую. – Кассир покачал головой. – Запалили жеребчика – то.
– Рискну. – Николай кивнул, качнув роскошные вислые усы, и приподняв котелок вытер лоб большим клетчатым платком. – Пять тысяч рублёв! – И шлёпнул о стойку кассы толстый кожаный бумажник битком набитый деньгами.
– Э… я не могу, заблеял кассир, и когда Николай склонился к окошку, и грозно спросил: – Мне позвать инспектора? – Тут же принял деньги, и выдал квитанцию.
Директор ипподрома Василий Павлович Гинзбург, тучный низкорослый мужчина, из крещёных евреев, очень не любил беспорядок. В его кабинете всегда царила идеальная чистота, за соблюдением которой следили целых две работницы, бесконечно протирая все едва влажными тряпками, смоченными в слабом растворе цветочной воды.
А ещё предметом гордости и постоянной заботы директора была стена, увешанная вымпелами, наградами и полочками с кубками выигранными лошадьми ипподрома на разных бегах, в том числе и сверхпрестижных Лондонских, Парижских и Берлинских, и забота о чистоте кубков и грамот под стеклом, целиком ложилась на двух молодых девиц в светло-голубых платьях, белых передничках и белых шёлковых чулочках.
Сам же Василий Павлович, предпочитал летом костюмы нежного кремового цвета мастера Розенталя, и туфли на толстой резиновой подошве, от фабрики Треугольник, обладавшие замечательным беззвучным ходом.
Когда в кабинет ворвался старший кассир Егоров, Василий Павлович как раз поправлял призовой вымпел от корпорации коннозаводчиков Франции, который отчего-то сбился набок.
– Ну, чего тебе Егоров? – Не глядя спросил директор, оглянулся на кассира и поразился в каком виде находился его подчиненный. Галстук сбит набок, рубашка выдернулась из брюк, а воротник пиджака стоял торчком, видимо от того что надели его впопыхах.
– Так это, Василий Павлович, поставили –то на Ветерка…
– Много что ли поставили?
– Так пять тыщь. – С расширенными от ужаса глазами и шёпотом ответил кассир, словно боясь, что его подслушают. – А выдача-то за него один к двадцати!
– Не мог что-ли потянуть время? – Недовольно произнёс директор.
– Так инспектор же, вот он стоял. – Жалобно заскулил кассир. – А Никанор Ипатьевич, очинно строгий. Вона Кукушкина – то выгнали! А мне никак нельзя без работы, Василий Павлович. У меня и квартира и детки, и жена вон опять на сносях и дрова не запасены…
– Да, сто тысяч выдать, это тебе не баран чихнул. – Директор ипподрома задумался, и приняв решение, кивнул. – Значит так. Как придёт за деньгами, помурыжь его. Ну там деньги пару раз пересчитай, упакуй как-нибудь, да не вздумай обсчитать или ещё чего удумать. Сгною! Понял? – Василий Павлович одним движением прихватил кассира за лацканы и тряханул так, что голова у него закачалась словно у китайского болванчика.
Читать дальше