Семён Афанасьев - Младший сын

Мои эмоции сейчас неконструктивно кипят, надо бы успокоиться. С одной стороны, конечно, расклад ясен. С другой, в своём текущем состоянии я могу делать ошибки. Особенно в анализе ситуации и в выборе путей.

По логике, первым делом – возвращение психики в ресурс.

Начинающее успокаиваться сознание подсказывает: ещё не забыть выяснение обстановки. Вообще, где я, почему я тут, и что происходит. Правила этого общества здорово отличаются от наших. Перед тем, как отказаться по ним играть, их всё же стоит для себя хотя бы выяснить.

Вдохнув и выдохнув несколько раз, спрыгиваю с капсулы на пол и выхожу из бокса в коридор.

Где нос к носу сталкиваюсь с высоким тридцатипятилетним блондином со светлыми глазами, который расплывается в улыбке при виде меня:

– Живой?! А то я уже волновался. Вроде, я давно процесс завершил, прерываний и сбоев не было. А ты всё не выходишь и не выходишь. Ну как, понимаешь меня?

Мужик берёт меня за подбородок, наклоняется (будучи на голову выше), поворачивает к свету и пристально всматривается мне в глаза:

– Та-а-ак… первый слой норма… фаза в ресурсе… м-м-м… та-а-ак… НЕ МОЛЧИ! – выдаёт он в итоге, весело отстраняясь от меня и потирая ладони. – ТЫ ПОНИМАЕШЬ МЕНЯ?

– Да, я тебя понимаю, – киваю ему после секундного раздумья.

С одной стороны, он ведёт себя достаточно бесцеремонно. По логике, кстати, по выходу из гипномодуля я должен бы наброситься на первого, кого встречу.

Особенно если это – тот самый человек, который оперировал модулем в мой адрес.

С другой стороны, ещё имам Ан-Навави говорил: « Inama al'amalu bil niyatii ».

إنما الأعمالبالنيات

« Дела оцениваются по намерению ».

А намерения этого голубоглазого блондина, помимо неуёмной тяге к науке, искрене лучатся неподдельной тревогой в лично мой адрес. Он вообще похож на врача, если что.

Сравнивая то, что вижу в его глазах, с тем, что было у дородной бабищи (запихнувшей меня сюда), не могу не увидеть разительных отличий.

– Ты врач? – спрашиваю, приняв решение пользоваться моментом.

– Ага, – кивает он, отстраняясь и продолжая разглядывать меня как будто в свете собственной искры , доходит до меня с запозданием.

– Какая у тебя искра ? Если не секрет? – поворачиваю головой влево-вправо, чтоб ему было удобнее.

– Биохимия и органические схемы обменов веществ, – бормочет он, к чему-то приглядываясь. – Но образование не по искре , а смежное было, медтехника… постой, не вертись… да-а-а… да-а-а… Травмы были? – выдаёт он ещё через секунду, закончив меня разглядывать.

– Отбутсали по пути сюда, – не вдаюсь в детали. – НО чувствую себя вроде нормально.

– Серьёзных повреждений нет, – кивает он. – Я сперва и не заметил, только сейчас, как пригляделся.

– Слушай, а как я к тебе попал? – решаю идти напролом, поскольку кратчайшее расстояние к цели – это прямая. – Ты же не имел права меня в гипномодуль без подтверждённого согласия совать. Или имел?

– Шутишь? – искренне удивляется доктор. – Тебя приволокли без сознания; поражение электрическим током; говорить с тобой невозможно из-за языкового барьера. Приказ на гипномодуль подписан Старшим преподавателем. Действовавшей в твоих биологических интересах. Показать? – добавляет он видя моё скептическое выражение.

– Если это возможно, буду тебе очень признателен, – вежливо киваю, складывая руки в ритуальном жесте.

В отличие от прочих местных, с которыми я уже имел дело, именно этот парень почему-то отличается от них радикально. Он действительно и мыслит, как врач, и никакого «двойного» дна за душой не имеет.

– Как тебя зовут? – спрашиваю, помедлив.

– Карл, – роняет в ответ здоровяк, проводя меня в узкое пространство какой-то апаратной и щёлкая по экрану планшета, лежащего на столе. – Вот. Могу и цифровую подпись открыть.

Опять же, в отличие от прочих, здоровяк ведёт себя подчёркнуто уважительно и местные процедуры, видимо, от наших (на аналогичные действа) не отличаются.

– Спасибо огромное. – Говорю через полминуты, пробежав глазами текст. И поймав себя на том, что понимаю ещё и местную письменность. – Вы мне что, с языком внедрили ещё и знание письменности? А как смогли? У вас же аналитический язык, а у меня родной – агглютинативный. Там же семантика должна была конфликтовать при усвоении иностранного языка, нет?

– Ага, – весело кивает Карл. – Должна была, и конфликтовала. Но в предыдущей версии. А у меня последняя версия. Дипломная работа, будущая, я – ключевой соавтор. Та её часть, которая уже сертифицирована и одобрена Научным Советом к практическому применению.