Илья Рясной - Семь смертей майора Казанцева

Спросить Писателя в лоб, что ли? Так не ответит или соврет, зараза такая.

Да и наш Проводник слишком хорошо информирован для рядового исполнителя. Вон как его перекосило от упоминания бункера и от нескольких слов на непонятном языке. И еще Католик сейчас навострит лыжи в эти края, за своими тайнами Востока и за моим Предметом.

Как-то стискивает меня со всех сторон. Так, наверное, ощущают себя пехотинцы в полном окружении.

Спокойствие, только спокойствие… Я поднял голову, сознанием сливаясь с потрясающе глубоким звездным небом над головой. Надо вернуть спокойствие духа. Злость и раздражение – это слабость. А слабость, даже минутная – путь к поражению.

Эх, Тибет. Это уже вроде и не наша планета. Но еще и не космос. Хотя, когда над тобой такое звездное небо, то кажется, что космос все же ближе…

Глава 40

Я скользил вниз. Рифленые подошвы моих горных ботинок за поверхность еще как-то цеплялись. Но только сама обледенелая почва пластом сползала вниз, и остановить ее не могло ничто.

Дико заржала рядом лошадь, навьюченная тяжелым грузом. Испуганно взбрыкнула копытами. И рухнула в пропасть!

В душе моей что-то звякнуло и оборвалось. В следующий момент за лошадью должен был последовать я.

Проводник тянул ко мне руку, пытаясь поймать мою ладонь. У него ничего не получалось. При этом он сам опасно балансировал на грани.

Вот так неумолимо с куском горной тропы я сползал прямиком в пропасть. Лететь вниз предстояло метров двести. А поскольку крыльев у меня не имелось, то приземление на камни без вариантов обещало стать фатальным.

Оставался один маленький шанс. Последнее усилие. Или пан, или пропал.

Вся надежда на завидную физическую форму. Ну, не подведите меня мои мышцы! Я столько лет заботился о вас, тренировал и наращивал. Ну же!

Я вдавил с максимальным упором рифленую подошву в грунт. И со всей силы оттолкнулся ногой. Как-то коряво взлетел вверх… Еще толчок…

Удар о камни тропы всем телом. Ох, как же это больно! По инерции перекатился – камни продолжали утюжить мое несчастное тело. Но вот я поднялся на колено.

– Вроде жив! – встряхнул я головой и ощупал левую руку. – Ничего не сломано.

– Ай, хорошо, – облегченно выдохнул Проводник, глянув на меня с уважением. Впечатлил его мой акробатический номер. – Лошадь жалко. И груз жалко.

Груз, лошадь жалко? Да ни фига! Сейчас мне не было жалко ничего, кроме тех нервов и сил, которые сожрал это прыжок.

– Вторая лошадь в минус, – безрадостно отметил я.

Первую позавчера унесла стремительная горная река.

Сплошные убытки. Ну а что поделаешь. Это не Подмосковье и даже не Кавказ. Это Гималаи – недостаток кислорода, обвалы, пронзительный холод и снег в самый разгар лета, бурные реки, обтачивающие убийственные валуны. Тут жизнь сильно обесценивается для тех, кто решается мерить эти земли своими ногами.

Но у нас выхода не было.

Хорошо, что на улетевшей в пропасть лошади были тюки с палатками, а не с оружием. Или, что еще хуже, с оборудованием. Провизия, палатки – все это мы при необходимости достанем. А вот специфическая техника – без нее никуда, и взять негде. А именно ее может не хватить в самый ответственный момент.

Вторая неделя пошла, как мы меряем горные тропы своими башмаками. Забираемся в такие места, куда десятилетиями не заходят ни туристы, ни паломники, ни даже местные жители.

И, слава Богу, что потеряли только лошадей. Правда, боец Фу повредил предплечье, но это не считается – он уже вполне боеспособен. На его лице был заметен непритворный ужас, когда он говорил с Проводником о возможности замены его в дальнейшем походе. Заменяться он не хотел до дрожи.

Какие-то непонятные, жесткие отношения и правила у наших китайцев. Фу готов на коленях ползать, лишь бы не выкинули из экспедиции. Значит, или запуган обещанным за нерадивость кнутом, или замотивирован пряником с банкой варенья. Скорее всего, и то, и то…

Мы упорно день за днем двигались вперед. Так странствовали люди долгие века, пока не изобрели мотоциклы и вертолеты. Именно так пробирался по этим местам лорд Радклифф, тоже чудом избегая гибели под обвалами камней и в зияющих бездонных пропастях.

Впрочем, никаких умильных чувств, подобно фанатикам-альпинистам, от преодоления трудностей и себя самого я не испытывал. Вся эта экзотика мне осточертела практически сразу.

Эти горные монастыри и их развалины, убогие домишки из навоза яка, перевалы и переходы для меня всего лишь место работы. И место крайне неблагоприятное и неудобное. Куда лучше, когда много кислорода и привычной еды, и когда в июле не идет снег. И когда не приходится трястись на спине лошади или везти ее под уздцы по запутанным горным тропам.