В Бирюк - Столократия

Я улыбался, кивал знакомым, дурел и ошизывал. Народу привалило густо. Съехавшим по "фурункулёру" было не подойти.

Акиму простолюдинов в задницы пинать - не по чину. Тут Ивашка взревел теплоходом на перекате и попёр напролом. Так что отчима я увидел только с трудом вырвавшись из троекратного медвежьего обхвата своего верного слуги. Он пока три раза из меня кишки не выдавит - всё сомневается: я это или не я.

Потом - Сухан. Пока он меня не потрогает, в смысле - костяной палец у меня на груди - другим и соваться бестолку. Удостоверился. И - развернулся у меня за плечом.

Ощущение... Домой пришёл. Покойнее сразу стало. То мне спину только мой броненосный кафтанчик прикрывал, а то - ещё и "мертвяк ходячий". Можно выдохнуть. Ныноче - куда глубже, чем давеча.

Чарджи смотрел сумеречно, но на объятья отозвался. Николай струился светлой умильной слезой, кланялся и лепетал, однако на грудь мою не кидался, пропуская вперёд Акима. Из чего я сделал вывод, что дела в городке и вправду - серьёзные.

Пройти мимо трепетаний душевных моего главного приказчика - я не мог. Нехорошо, конечно, подкалывать, но не сдержался. Через голову подошедшего уже Акима, скомандовал:

-- Николай, я там серебра чуток приволок. Арабского, древнего. Одиннадцать тысяч семьдесят семь дирхемов. Два пуда с мелочью. Оприходуй там.

Умильность и светлость в глазах Николая пропали сразу. Зато там же - стало видно как в мозгах закрутились шарики с роликами.

Народ, услышав сумму, несколько затих. Кто - задумался, кто - за компанию. В наступившей тишине я смог пристойно поприветствовать Акима:

-- Здрав будь, батюшка. Хорошо ли шли-добиралися? Подобру ли в дому моём тебя приняли?

Сразу смял обычный ритуал приветствия, "съев" все варианты поклонов, шагнул к Акиму, обнял его. Воткнув упорно торчавшую бородёнку себе в подмышку. Аким подёргался там и затих.

За полтора года я вырос. И в длинь, и в ширь. А он... несколько усох. Я теперь сильнее его. Просто - больше. Понятно, что дух его не ослабел, гонору - только больше стало. Но выражать в форме простого физического воздействия... Как он мне когда-то ухи крутил... Новое чего-то придумывать надо.

Форма приветствия чётко определяла статусы. Аким - гость. Он "добирался", его "приняли". В моём дому. Гость - душевно приятный. Но не старший, начальный. "Друг сердешный", а не "родитель суровый". Что Аким будет в эти игры играть... Да не может он иначе! Он всю жизнь так прожил, "ровняя статусы". Я для него - "ублюдок безродный", чтобы он временами сам себе не говорил, не думал... Рефлексы служилого боярина - никуда.

Радостно глядя сверху в раскрасневшуюся мордашку Акима, я спросил стоявшего рядом Чарджи:

-- Говорят, бой был. Потери?

-- Семь - двести, шестнадцать - триста.

Аким задёргался у меня в руках, зашелестел, пытаясь освободиться и изложить своё мнение. Я чуть придавил его к кафтану в подмышку и продолжил:

-- Что ж это вы так? Неаккуратно. Кто да кто?

Чарджи начал перечислять погибших.

***

Я их почти всех знаю. Кого с Пердуновки, кого с отсюда. У меня на глазах - их мыли, крестили, учили. Они работали рядом со мной, кто-то в бой ходил. Мы жили вместе. Пили-ели-веселились... Я их помню. Специально запоминал. Видя нового человека, пытаюсь найти его характерные, ему одному свойственные черты. Словечки, манеры, движения, ухмылки... Сходство со зверем, предметом или другим человеком...

Я смотрю на людей.

Я их вижу.

Я стараюсь их понять.

Душу свою вкладываю.

Старался. Вкладывал.

Теперь - прахом земным стали.

"Выполнив гражданский долг

Пал на землю храбрых полк

Перед Родиной долгов

У нас больше, чем полков".

Я вам, факеншит, не "Родина"! За долги мне - помирать не надобно! Их отрабатывать надо!

Теперь - некому...

***

Перед моим балаганом на полчище Аким начал, было, изображать из себя радушного хозяина:

-- Чего нам в этом шалашике тесниться? Пойдём лучше ко мне в терем. Там и побалакаем. Вона, рядом.

-- Какой терем? Откуда?

Недалеко от моей жердяной юрты, шагах в двухстах, стоит свеженький, аж смола на брёвнах видна, полуторо-этажный терем-теремок - барак типичного небогатого боярско-усадебного типа.

А из-за плеча негромкий повествовательный голос Терентия:

-- Невместно воеводе в шалашике пребывать. Мы, пока тебя не было, построили жильё тебе поприличнее. Однако же, Аким Янович явивши, то строение занял. Под себя и слуг своих.

"Жилищный вопрос их сильно испортил". А мне теперь что - их также сильно исправлять?