Василий Криптонов - Потерявшие судьбу

В том водовороте, в который вовлек ее укус, в том вечном падении и бесконечном взлете она ухитрилась сохранить частичку себя, хоть и считалось, что это — невозможно. Эта частичка смеялась от счастья. Он взял ее кровь, он выбрал жизнь, а значит — ничего не кончено. Война, первый бой которой так позорно проигран, продолжается. И, может быть, все жертвы окажутся не напрасными.

Кастилос отстранил от себя ослабевшую, бледную девушку. Глядя на нее своими обычными человеческими глазами, чуть приподнял уголки губ:

— С поцелуем, пожалуй, перебор, — сказал он. — Обещал ведь, что налысо побрею, балда.

— Прости, — выдохнула принцесса, прежде чем сознание оставило ее.

Стискивая боевой молот, князь Торатис шел по красной ковровой дорожке к дверям молельни. В ушах все еще стоит грохот падающих камней, стенобитных орудий. Церкви Алой Реки крушили по всему княжеству. Вопящие от восторга дети и взрослые собирались толпами, позабыв о делах. На их глазах рыцари отрабатывали штурм крепости, а под конец разносили вдребезги черные здания, будто нарывы, покрывающие светлое лицо города.

Не все князья, собравшиеся у Торатиса, одобряли этот шаг. Бинвир даже хотел отказаться от похода, но Эмарис его переубедил. Торатису же не было никакого дела до мнения князей.

Толкнул двери ногой, широкий шлейф света протянулся до самого алтаря, блеснула серебряная чаша. Торатис взял молот обеими руками. В несколько больших шагов пересек зал. Удар обрушился на каменный алтарь, смялась чаша, полетели обломки. Еще дважды Торатис поднимал орудие, дважды опускал, и алтарь обратился в крошево.

Перешагнув через обломки, князь остановился у стены. Глухая стена, казалось бы, но глаза князя видят круг, заложенный кирпичом, щели, замазанные шпатлевкой.

Снова взмыл в воздух молот. Удар, еще, еще. Кирпичи вылетают наружу, а внутрь рвется солнечный свет, заполняет мрачное помещение, делает его веселым и приветливым. Как в те дни, когда они все втроем встречали здесь едва ли не каждое утро. Солнце вернулось в сурию.

— Свети для той, что никогда от тебя не отворачивалась, — шепнул Торатис. Отброшенный молот грохнул о каменный пол. Эхо вскинулось и затихло. Только с улицы рвется птичий гомон, свежий ветер развевает волосы.

Торатис забрался в круглый проем. Руки еще цепляются за острые осколки кирпича по краям. Взгляд пробежал по пустому саду, поднялся выше, к небу. Так же Торатис стоял здесь пять лет назад, разбив цветные стекла, с кровоточащими ладонями, и взглядом провожал ненавистный воздушный шар, пока он не исчез за горизонтом.

— Надо было закончить все еще тогда, — прошептал князь.

Торатис подался вперед. Один шаг — и все кончено. Один шаг, и все грехи перечеркнуты. Он задыхался от радостного предвкушения, одна нога повисла над пропастью.

— Вряд ли она станет счастливее.

Торатис замер, узнав голос Эмариса. Плечи князя поникли.

— Уйди, — сказал, не оборачиваясь. — Я решился и счастлив, а ты сеешь сомнения.

Голос Эмариса слышался слева, а с правой стороны заговорил Левмир:

— Ты не счастлив и никогда не будешь. На Той Стороне забвения нет. Но что ты предпочтешь вспоминать там? Позорное бегство от своих деяний или битву за будущее своего народа?

Торатис тихо засмеялся. Слезы текли по щекам, руки дрожали. Один шаг, один миг… Или долгие месяцы мучений.

— Зачем вам еще один смертник? Причем такой, которому не во что верить.

Вновь заговорил Эмарис:

— Там, на Западе, лишних смертников не будет. А такая тварь, как ты, пригодится всегда. Тварь, готовая сдохнуть без рассуждений. Отойди от окна, Торатис. Позволь своей жалкой жизни принести хоть какую-нибудь пользу.

Высота уже не кажется такой манящей, руки не дрожат. Прыгнуть? Но ведь это смешно. Двое вампиров, чьи сила и быстрота значительно превосходят человеческие, сумеют его вытащить, будто ребенка, случайно упавшего в фонтан.

Торатис повернулся к солнцу спиной. Посмотрел в глаза Эмарису, Левмиру.

— Надеюсь, там все настолько страшно, как вы говорите. Потому что в противном случае я останусь разочарованным.

День отплытия подкрался внезапно. Левмир лег спать с головой, гудящей от бесконечной вереницы военных терминов, расчетов, карт. А проснувшись утром, понял, что — все. Канул в небытие еще один кусочек души, привязавшийся к Востоку. Востоку с глазами Айри.

Еще до рассвета на пристани собралась толпа. Женщины, дети, старики и старухи — все, плача, провожали мужчин на далекую и непонятную войну. Один за другим отплывали корабли, присоединяясь к длинной веренице, уже уходящей за горизонт. Князь и приближенные стояли особняком, ожидая последнего корабля. Когда он приблизился и на борт стали входить лучшие бойцы, Торатис повернулся к дочери.