Василий Криптонов - Потерявшие судьбу

— Она бы поступила так же, как я, — прошипел Сардат. — И ты слова бы поперек не пикнул.

— Это возможно, — легко согласился Аммит. — Но она — принцесса, ей полагаются капризы, и в моих силах иногда им потакать. А вот чем ты оправдаешься? Как я уже сказал: выбирай. Либо подыхаешь здесь и сейчас, либо идешь и будишь двух женщин, которые что-то для тебя значат. Мы уходим. И забываем про то, что с нами было еще какое-то стадо. Я сосчитаю до трех. Раз…

С пронзительным визгом в грудь Аммита ударилась стая летучих мышей. Учитель отлетел назад, рухнул на спину. Сардат вскочил как раз вовремя, чтобы увидеть Сиеру. Она взмахнула рукой, и между ней и Аммитом пролегла огненная черта.

Аммит встал. Одним взглядом погасил огонь и уставился на Сиеру, рядом с которой стоял Сардат.

— Только не позволяй ей принимать это решение. Из двух вариантов она всегда выберет тот, что ведет к смерти. Просто потому, что голоса зовут ее на Ту Сторону, не из-за желания спасти людей.

Сиера вздрогнула и как будто съежилась. Шагнула назад. Сардат придержал ее за локоть, но она высвободилась.

— Уходи! — прошептала, отвернувшись к ручью. — Иди с ним, он все правильно сказал.

Сардат перевел взгляд на Аммита. Тот кивнул. Почудилась ли на его лице печаль?

— Все верно, — вздохнул Учитель. — И та, другая, рассудит точно так же. Обе они знают, ради чего остаются. А ради чего остаешься ты?

Тишина. Только ручей журчит. Так спокойно течет вода, будто недоумевает, из-за чего можно переживать в этом совершенном мире.

Сардат схватил Сиеру за руку и на этот раз не позволил ей вырваться. Встретился с ней взглядом, мотнул головой в сторону лагеря. В ответ лицо ее исказилось.

— Зачем…

— Молчи. Идем.

Они пошли, подставив Аммиту спины, даже не думая защищаться.

— А что бы ты сказал, — донесся вслед грустный голос, — о старателе, который, не сумев достать две золотых песчинки, утопился в реке?

Не услышав ответа, Аммит закрыл глаза и покачал головой. Меч вошел в ножны.

— А мне-то зачем это все? — услышали лес и ручей исполненный м у ки голос.

— Слушай, это уже не смешно!

Милашка смотрела на Сардата, с виноватым видом присевшего рядом.

— А я что — смеюсь?

— Теперь после каждой драки тебя отпаивать? Ну найди ты кого другого, народу кругом — плюнуть некуда. Этим, барачным, поди еще объясни, что гадить в одно место нужно. Заключенные хоть понимают… Ай, да о чем это я, — поморщилась женщина. — Я только-только оклемалась немного, а тут — опять.

— Завтра — хочешь, на закорках понесу? — предложил Сардат.

Милашка фыркнула:

— О картинка будет! Может, тогда уж и на ночь останешься? А после победы вовсе свадебку справим.

— Ты ж решительная, — заметил Сардат. — Хотела бы «нет» сказать — давно б сказала. Так чего ломаешься?

Милашка долго молчала, борясь с этим гадким чувством, поселившимся в груди после вчерашнего укуса. И проиграла.

— Знаешь, Сардат — сука ты, вот что. И все вы, вампиры, — суки скулящие. Вас, должно быть, когда-то пожалели да приласкали, а вы и решили, что так оно и положено.

— Вот бы Аммит тебя послушал, — усмехнулся Сардат.

— Завтра силы нужны, — продолжала рассуждать Милашка. — Битва будет. А мне — опять полудохлой ползать… А, чего там — давай. Может, хоть от тебя польза выйдет. Напобеждаешь всем по первое число, да опять — ко мне. Доедать. Жри, разрешаю.

Она оттянула воротник, взгляд направила в сторону. Однако Сардат в этот раз не торопился. Лицо его было уже рядом, а укуса все нет.

— Ну? Чего испугался? В первый раз, что ли?

Милашка повернула голову, и в этот момент он ее поцеловал. Она отпрянула. Сердце гулко заколотилось в груди.

— Ты… Ты чего? — раздался хриплый шепот.

— Ничего, — тихо ответил он. — Просто… Спасибо тебе.

А в следующее мгновение сладкая боль пронзила шею.

Перед уходом он поцеловал ее еще раз, и теперь ее губы ответили. «Дожилась, — мелькнула мысль в меркнущем сознании. — Фаворитка…»

Однако даже эта горькая мысль не смогла согнать с лица улыбку. Милашка засыпала, погружаясь в невыносимо-прекрасные грезы, от которых утром останется лишь слабость и смутные воспоминания.

Вдруг губы скользнули по ее шее. Холодные. Кожа покрылась мурашками.

— Опять ты, — пробормотала, не в силах открыть глаз.

Но когда клыки впились в плоть, из глубины души хлынул ледяной ужас.

Чужой!

С каких-то пор Сардат стал своим. А этот — чужой. Наглый, безжалостный. Каждый глоток — будто ножом по сердцу. Милашка застонала сквозь стиснутые зубы. Еще и еще, снова и снова. Хватит, кто бы ты ни был! Я ведь уже умираю!