Ирина Лем - Ошибка Синей Бороды

Так вы что, хотите новый межнациональный конфликт спровоцировать? Стыдно, дорогие коллеги. А еще известнейшие исторические личности... Пора начинать к современным реалиям подтягиваться, а не возвращаться без конца в эпоху первобытности и каннибализма.

При слове «каннибализм» стоявший на лакейском месте у двери Прелати усмехнулся. Он-то прекрасно знал, что данным недугом страдали не только трое с кубками, но и все остальные, за исключением Жаннет. Ну - пока за исключением...

Приказу подчинились без звука. Чтобы убрать с глаз соблазн, Эржбета, не долго думая, посадила кровоточащую голову в пустую, медную чашу, стоявшую по центру для украшения стола. Чаша выглядела антикварной, вероятно - подарок Капоне. Представляла собой продолговатую лодку-ладью с хвостатой фигуркой русалки на носу.

Заполучив пассажира в виде Дарьиной головы, ладья стала шустро наполняться кровью. Наконец, ее набралось столько, что голова приподнялась и закачалась на поверхности гигантским поплавком.

Лицо помещицы при экзекуции отвратительно перекосило – рот съехал набок, веки опустились неровно и не до конца, одна бровь вопросительно приподнялась, другая неестественно изогнулась. Покачиваясь, голова повернулась лицом к Жаннет.

- Не хочу, чтобы она на меня взиралась полузакрытыми глазами, - возмутилась девушка.

Неожиданно Дарья открыла сначала глаза, потом кривой рот и сказала, нечленораздельно шевеля губами:

- Не хотите, поверните меня к Эржбете.

- Я тоже не собираюсь на мертвяков любоваться! – запротестовала графиня.

Она почему-то не обрадовалась перспективе созерцать зрелище отрезанной головы, пусть она и принадлежала бывшей лучшей подруге. Объяснила:

- Это вредно для моего психического здоровья. Покажите что-нибудь покрасивее, например картину пасторального карпатского пейзажа. В жаркий летний день, на густо заросшем цветочном лугу, играя мускулами, усмехаясь в усы, косит траву крестьянин, обнаженный...

- Извращенка, - пробормотал Каддафи.

- Сексуально неудовлетворенная, - проговорил Капоне.

- Была бы помоложе... – пожелал Холмс.

- ...обнаженный до пояса, хотела сказать,- принялась оправдываться дама.

- Прелати! – приказал барон.

Старый колдун в роли молодого лакея шустро подбежал к столу. Не дожидаясь дальнейших указаний, набросил на голову-поплавок полотенце, подрубив проблему под корень, моментально разрешив конфликт.

Хозяин одобрительно кивнул. Не зря доверял итальянцу: хоть прохиндей, зато понимает с полуслова.

Судебное заседание продолжилось.

5.

- Графиня Батори, чем имеете оправдаться? – торжественно обратился к следующей обвиняемой де Лаваль.

- Ах, у меня та же самая история, - жеманно вздохнув, начала графиня.

Угадала сиюминутную тенденцию: жалостливые повествования позволяют отсрочить экзекуцию. Вдруг в ее случае – вообще удастся избежать?

- Несчастная любовь со мной случилась. К Тадеушу Перитару, молодому бухарестскому дворянину. Больно признаться: мой муж меня не любил. И не удовлетворял. Но я не роптала. Думала, у него голова болит - от ежедневных забот по охране владений. Или другая причина... Сразу после свадьбы еще получалось урвать немножко счастья, завлечь мужа в постель. Даже двоих детей удалось родить.

Когда он уехал на десять лет, якобы - на войну, стало совсем невмоготу. Вдобавок – начала я стареть. Раньше времени – из-за отсутствия регулярной любви и заграничных косметических препаратов. От всеобщей неудовлетворенности пришлось с ума сходить потихоньку. А что прикажете делать молодой, обворожительной даме? Заточило меня одиночество в оторванном от цивилизации замке Чахтицы, среди темных, неграмотных людей, ох-хо-хо... - с надрывом проговорила графиня и ненатурально всхлипнула.

Промокнула сухие глаза батистовым платком с кружевной оторочкой, оглядела исподтишка сидящих за столом мужчин и девушку. В глазах Эржбеты стояли легкочитаемые вопросы, которые ради экономии времени и места изложим одним предложением. Тронула ли ее плачевная история кого-нибудь, кто заступится и поможет отвертеться от наказания или, хотя бы, смягчить приговор?

К сожалению для себя, ни одного сочувствующего лица не нашла. Каддафи и Холмс улыбались иронично, Жаннет глядела с презрением, хозяин – с неотступной готовностью свершить правосудие. На Капоне не стоило и оглядываться: его к ней мягко сказать - неуважительное отношение было известно. Отношение, которое не могли бы изменить ее настоящие слезы, не говоря про фальшивые.