Ли В.Б. - Я меняю мир

Предоставленный мне дар не оставлял мне иного выбора, умом и душой понимал - дух святого передал мне не только особые способности, но и нелегкую ношу, помогать страждущим. Те видения на святом месте не давали иного толкования, именно в том мое предназначение. Отказаться от него не позволяла и моя совесть, если я могу дать людям жизнь и здоровье, то должен, иначе мне не будет покоя. Когда принял такое решение, почувствовал в сердце какой-то толчок, а на душе стало светло, как будто его озарило теплым светом. Что-то подспудно подсказывало, во мне живет та искорка от души Сергия Радонежского, что внедрилась тогда, под холодным душем святой воды, она сейчас дала мне знак своего благословения.

Теперь мне оставалось решить проблему со своим факультетским руководством, а потом вновь готовиться к поступлению, теперь в медицинский, остальные дела и вопросы стали не важными, пусть и значимыми для меня, в той или иной мере. Коль дело с деканом и его окружением не решилось миром, придется идти войной. Не я ее начинал, но оставлять без взыскания неблагие деяния не должен, мир станет лучшим, если помогу избавиться ему от подобной нечисти. Могу предпринять многое, сейчас мне возможно многое, вплоть до физических мер, но уподобляться им не хочу. Цель оправдывает средства - такой принцип не по мне. Пусть и будет труднее справиться с задачей, но в ладу со своей совестью.

На следующий день после занятий зашел в деканат, секретарь на мой вопрос о декане ответила, что сейчас его нет, но скоро будет. Остался ждать в приемной, прошло полчаса, когда вернулся Разумовский. Я поторопился встать со стула, с ноткой подобострастности поздоровался и попросил принять меня. Он усмехнулся, только кивнул и зашел к себе, дверь оставил открытой. Тут же последовал за ним, прикрыв дверь, дождался, пока он расположится за своим столом, начал сам речь, не дожидаясь его приглашения:

- Эдуард Кириллович, мне Валериан Константинович посоветовал обратиться к Вам и найти согласие по некоторому недоразумению.

Упоминание ректора вызвало на лице Разумовского самодовольную улыбку, по-видимому, посчитал, что я буду его просить, вымаливать прощение.

Продолжил тем же уничижительным тоном:

- Я полностью согласен с мнением нашего уважаемого ректора и пришел объясниться, если в чем-то виноват, то обязательно постараюсь исправить свою ошибку.

Пока декан слушал приятные его уху слова, вхожу в его аурную оболочку, аккуратно давлю своим полем на участок, отвечающий за эмоциональное состояние. Разумовский расслабляется, благодушный настрой сменил прежнее самодовольство и неприязнь, вхожу напрямую в область центра эмоций головного мозга, пытаюсь впечатать в матрицу центра зафиксированное состояние. Я рисковал, своей ошибкой мог вызвать совершенно иную реакцию или, еще хуже, внести патологические изменения в мозг подопытного с неизвестными последствиями. Оправдывал себя тем, что я делаю самое щадящее воздействие, остальные намного радикальнее. Мне, или Разумовскому, как еще посмотреть, повезло, операция прошла успешно, на его лице не сходила доброжелательная улыбка, хотя я для проверки полностью снял свое поле. Правда, не знаю, насколько долго продержится моя печать, но не беда, если надо - повторю или предприму что-то другое. Громко прощаюсь, открывая дверь, выхожу спиной вперед со словами:

- Спасибо, Эдуард Кириллович, за Ваше понимание. Я обязательно сделаю так, как Вы велели. До свидания, еще раз большое спасибо!

Со счастливым выражением на лице выхожу в приемную, радостно прощаюсь с секретарем, и отправляюсь восвояси. Самому противно такое фиглярство, но это малая цена за мою операцию. Таким же образом встретился с самыми ярыми моими врагами, именно такими их считаю, провожу подобную акцию. С двумя из пятерых получилась накладка, печать на матрице не сохранилась, пошла другая реакция. Один побагровел, неприкрытая злость била из его глаз. Пришлось его на время парализовать, погасить ярость, а потом провести долгую перестройку нервных цепей. Он теперь на неопределенное время просто не сможет говорить. Второму скорректировал вестибулярный аппарат, у него предполагается нарушение координации, пусть полежит дома в постели.

Реакция на факультете проявилась скоро. Декана стало не узнать, душа на распашку, готов всем помочь. Даже сам подошел ко мне, похвально отозвался о моей учебе, пожелал дальнейших успехов, так с улыбкой пошел дальше. Остальные, которым я также наложил печать, реагировали также. Последним досталось больше, одного пришлось увезти на скорой, не мог шага сделать из-за головокружения, второй не вышел на следующий день на работу, взял больничный. Не знаю, почему, но кто-то связал происшедшие перемены в бедолагах именно со мной, пошли слухи, что я навел на них порчу. Меня стали сторониться, но нападки от злопыхателей прекратились, настало напряженное перемирие между мной и ими.