Борис Гребенщиков - Аэростат. Течения и Земли

Скажу вам правду: Синатру я с детства не переваривал, и его музыка всегда представлялась мне антитезой всего, что дорого моему сердцу. И только недавно, зарывшись в самую глубь времени, я обнаружил его ранние песни и увидел, откуда все пошло.

Элинор Рузвельт и Фрэнк Синатра

Очень интересно рассматривать пространство, из которого теоретически поется песня. То есть если песня от лица лирического героя, то по музыке и тембру голоса можно увидеть – как он одет, как выглядит место, в котором он поет, что за люди вокруг, чем они занимаются, – другими словами, реконструировать воображаемый мир песни, внушающий эмоции, описываемые этой песней. Потому что, хотя этот мир может быть полностью воображаемым, эмоции, внушаемые песней, совершенно реальны, а значит, и мир этот тоже реален; так по скелету динозавра можно реконструировать то, как он выглядел и чем он занимался.

Шри Ауробиндо упоминает пространство идей и образов, карана джагат, где Природа налаживает все перед тем, как это произойдет в материальном мире. Синатра и его коллеги создали в своих песнях идеальный мир; и эти песни действительно сформировали для всего мира образ идеальной Америки – обетованной земли XX века. И образ был очаровательным. {313}

На смену Синатре и его поколению пришли Beatles, Stones, другие полубоги нового золотого века, и они вернули песне ее изначальное, магическое значение – и выиграли новое поколение, которому не нравилось, что в мире их отцов все продается.

Но музыка молодого Синатры и его коллег по песенному бизнесу остается памятником воображаемому постпуританскому раю; может быть, рай этот был воображаемым, но музыка и наслаждение от нее – настоящие. {314}

Дин Мартин, Фрэнк Синатра и коллеги по «крысиной стае» за игрой в баккару

Бывает, читаешь-читаешь, и вдруг просто как в сердце попадает.

«О! Как хорошо ваше время, – продолжала Анна. – Помню и знаю этот голубой туман… этот туман, который покрывает все в блаженное то время, когда вот-вот кончится детство, и из этого огромного круга, счастливого, веселого, делается путь всё уже и уже, и весело и жутко входить в эту анфиладу, хотя она и светлая и прекрасная…» [32]

Вот об этом-то времени и пойдет рассказ. {315}

Сэм Кук

Одно время каждое воскресенье напротив барахолки на 6-й авеню в Нью-Йорке, где-то в районе 26-й улицы, на составленных вместе ящиках лежал старый негр. Просто лежал, наблюдал окружающую жизнь. И такая в глазах его была нежная и насмешливая мудрость… как будто он и есть создатель этого мира; и как создатель вечности, он никуда не торопится: впереди у него вечность, и позади – вечность, значит, он живет в вечном сейчас, и вот – валяется на ящиках, прикрытый какой-то старой шинелкой и наблюдает, и посмеивается; одновременно старый, как время, и с детской открытостью в глазах.

Из вышеописанного и родилось то, что потом стало рок-н-роллом. {316}

Джон Ли Хукер

Хаулин Вульф

На таких же ящиках восседает Джон Ли Хукер в гениальном фильме «Blues Brothers», непроницаемый, в темных очках, и притопывает модным ботинком, и поет вот эту самую великую «бум-бум-бум-бум». Сначала был блюз, потом была придумана электрическая гитара, и из дельты Миссисипи действие переместилось в клубы Чикаго, где появился ритм-энд-блюз – оригинальный R’n’B. И появились все эти гиганты – John Lee Hooker, Howlin’ Wolf, Muddy Waters. Вот от них-то все и пошло.

Мадди Уотерс

И родоначальник их всех, отец блюза, Роберт Джонсон. По легенде – вышедший ночью на перекресток, встретивший там сами понимаете кого и в одночасье так научившийся играть блюз, что все гитаристы до сих пор чешут репу и признаются, что не понимают, как один человек может все это сыграть. {317}