Лемми Килмистер - Motörhead. На автопилоте

Когда мне было пятнадцать лет, мы с классом поехали в Париж, а я как раз разучил Rock Around the Clock. И однажды ночью я играл ее три часа подряд, причем чуть не отхватил себе указательный палец выкидным ножом, который не желал меня слушаться. Я залил гитару своей кровью, и девчонки решили, что это невероятно круто. Как воин из племени сиу, который идет в заросли и убивает медведя голыми руками: тут примерно то же самое. Круто пролить кровь ради женщины!

Тем временем мать с отчимом прекрасно знали, как я провожу время. Тут и думать было нечего – девицы шли непрерывным потоком. Я превратил гараж в свое логово и водил девушек. Отчим врывался туда, чтобы застукать нас: он делал это так часто, что это было уже смешно. Наверное, он был вуайеристом.

– Ты в курсе, что лежишь на этой девушке? – орал он.

– Да, я знаю, что лежу на этой девушке, мать твою! – отвечал я. – И как ты только догадался?

Вскоре после той поездки в Париж меня исключили из школы. Мы с двумя друзьями прогуливали уроки. Мы сели в поезд и на целый день уехали на другой конец острова, а вернулись так, чтобы успеть на школьный автобус, развозивший нас по домам. Но судьбе было угодно, чтобы два ублюдка из другого класса засекли нас на платформе и все разболтали. Ябеда всегда найдется, да? Меня вызвали к директору. Это был полный придурок и бездельник. Думаю, его сделали директором школы просто потому, что для магистранта он был слишком стар. Две недели подряд он вызывал меня к себе на переменах и во время ланча, пытаясь меня расколоть.

– Тебя видели два мальчика из Холихеда [6] Крупнейший город на Англси. , когда поезд повернул назад, – говорил он мне.

– Это был не я, сэр, – упорствовал я. – Я там никогда не был.

Вот когда я научился врать. Дисциплина учит тебя врать, потому что скажешь правду – и ты в дерьме. В общем, не буду утомлять вас долгим рассказом: в конце концов он решил отхлестать меня тростью по рукам, два удара по каждой. Напоминаю, это было вскоре после поездки в Париж и того несчастного случая с выкидным ножом. Рана ужасно долго не заживала. Вы, наверное, знаете, сколько крови при таких порезах, чуть ли не при каждом ударе сердца: бу-бум – и кровь хлещет через всю комнату! Из меня тогда, наверное, целая пинта вытекла. Поэтому я попросил:

– Можно ударить меня четыре раза по одной руке, из-за пальца?

Но нет, его это не устраивало. Он невозмутимо встал, велел мне поднять руку и херак! Фонтан крови. И он такой, как ни в чем не бывало:

– Подними другую руку.

Ну ты и ублюдок, подумал я. И когда трость опустилась мне на руку, я ее вырвал и дал ему этой тростью по башке. Он в ярости воззрился на меня:

– Думаю, излишне объяснять, что твое присутствие здесь больше не требуется.

– Я и не собирался возвращаться, – ответил я и с этими словами вышел.

Но он был прав, в школу я не вернулся, и они так и не смогли доказать, что я прогуливал. Мне все равно только полгода оставалось. Родителям я не стал говорить: каждое утро я уходил из дома, как будто шел в школу, а вечером возвращался. Это время я проводил на конюшне, возился на берегу моря с лошадьми, а потом сменил пару работ. Сначала устроился маляром к одному мужику, он был гей, его звали мистер Браунсворд («коричневый меч» – лучшее имя для гея, просто идеальное!). Но ко мне он не лез. Его интересовал мой миловидный приятель Колин Пэрвис, что меня совершенно устраивало. Я им не мешал:

– Мистер Браунсворд, Колин будет работать здесь, а я пойду на второй этаж, хорошо?

А Колин бормотал под нос: «Вот сволочь!»

Потом мы стали работать на материке, в Конуи – в горах. Там я научился быть в одиночестве и получать от этого удовольствие. Я бродил по полям в компании овчарок. Я и теперь не против побыть один. Многие находят это странным, но я думаю, что это круто.

Вскоре отчим устроил меня на фабрику стиральных машин Hotpoint. Каждый рабочий делал только одну деталь. Я стоял в начале конвейера: берешь четыре латунных гайки, прикручиваешь их к этой штуке, а затем станок херачит сверху и делает в них сбоку бороздку. Затем ты снимаешь эти гайки и бросаешь их в большой ящик. Надо было сделать 15 000 штук, а когда ты заканчивал эту партию и у тебя появлялось чувство, что ты чего-то достиг, у тебя все отбирали и давали снова пустой ящик. Умный человек не может делать эту работу. Это невозможно: сойдешь с ума на хер. Не знаю, как все эти люди умудрялись так работать. Думаю, они просто подавляли свой ум, чтобы кормить семью.

Все мои знакомые, которые уехали из дома в поисках чего-то получше, вернулись потом обратно. У меня были другие планы на жизнь. Так что я отращивал волосы, пока меня не уволили с фабрики. Я не вернулся. Лучше подохнуть с голоду, чем вернуться туда. Это большая, исключительная удача – что я смог сбежать от такой жизни.