Сергей Нечаев - Танго с берегов Ла-Платы. История, философия и психология танца

Сам Родригес, написавший первый текст «Кумпарситы», начинал свое танго словами: «La cumparsa de miserias sin fin…» («Маскарад бесконечных мучений…»).

А вот вопрос – почему «La Cumparsita», а не просто «Cumparsita»? Потому что «1а» – это артикль, специальная приставка перед конкретизированными существительными в испанском языке: точно так же, как в английском – «the» (например, «The Rolling Stones»), в немецком – «der» (например, «Der Spiegel»), а во французском – «1е» (например, «Le Monde»).

И все же, если бы не было Буэнос-Айреса, мир, скорее всего, никогда бы не узнал про этот зажигательный эротичный танец. И все дело в том, что именно в аргентинской столице танго превратилось в предмет культа низших слоев общества, и именно отсюда – из портовых районов – оно выплеснулось в Старый Свет.

В любом случае, слово «танго» является сейчас первым, что приходит на ум в ассоциации со словом «Аргентина». По сути, это очевидный классический символ Аргентины, как футбольные страсти, бесконечные просторы Патагонии, суровый климат Огненной Земли и заснеженные Анды.

Сегодня танго является таким же символом Аргентины, как коррида – символ Испании.

Про Уругвай в этом контексте почему-то обычно не вспоминают.

Я бы сказал, танго и милонга всем своим существом выражают то, что поэты разных времен и народов пытаются высказать словами: веру в бой как праздник <���… > Музыка – это воля, страсть во всей их полноте. И старое танго – по образу и подобию музыки – напрямую передает эту радость боя…

К 1895 году танго получило свою собственную хореографию, которая утвердилась в первые годы следующего века.

Михаил Анатольевич Таратута, известный журналист-международник и американист, в своей статье «Европа без ноги: для кого танцует танго Аргентина» изложил следующую версию возникновения танго.

Ну и в заключение несколько слов о знаменитом аргентинском танго. Если кто не знает, изначально это был танец городских низов, и появился он в злачных местах рабочих кварталов. Вероятно, есть несколько версий рождения танго, мне же довелось услышать весьма пикантную. Аргентина – это страна иммигрантов, как и Америка. По каким-то причинам на протяжении долгого времени в страну не допускались одинокие женщины, только замужние дамы. Нехватка слабого пола достигала невиданной диспропорции: на одну женщину приходилось семь мужчин. Свободных, то есть незамужних женщин, можно сказать, что и не было, но были бордели с контрабандно завезенными дамами. Но и заведений тоже не хватало, а потому туда выстраивались длиннющие очереди. В ожидании своего часа мужчины развлекались высокоинтеллектуальной игрой под названием «костяная нога». Это игра на двоих, в которой партнеры поочередно пытаются наступить на ногу друг другу, а противник должен вовремя отпрыгнуть или как-то иначе отвести ногу. Постепенно правила менялись и усложнялись, теперь уже партнеры должны были держаться руками друг за друга, как в танце. Со временем, развлекая ожидавших в очереди, им стал подыгрывать музыкант, задавая игре ритм. Тут уже игра и в самом деле стала чем-то напоминать танец. Который, правда, танцевали двое мужчин. Позже – очевидно, в рекламных целях – к танцующим мужчинам стала присоединяться и дама, которую для развлечения очереди направлял бордель. Подозреваю, что эта обязанность не слишком радовала тех дам, кому выпадало танцевать, отвлекаясь от основной работы и заработка.

Стоит ли говорить, что движения, па в этом танце были не слишком эстетичны, если не сказать вульгарны. Но, видимо, было в нем что-то, что со временем вывело его на улицы рабочих кварталов. Танец постепенно менялся, обретая более изящные формы, но его чувственная основа оставалась неизменной. Уже только этого было достаточно, чтобы быть отвергнутым благопристойной публикой, не говоря уже о чопорном высшем свете. Танго так бы и оставалось достоянием бедных кварталов, если бы танец не докатился до Европы, которую дивным образом обуяла тангомания. Там танец пришелся по вкусу и простому люду, и свету. А вот уже из Европы танго возвратилось в Аргентину, как бы с паспортом нравственной благонадежности.

Интересная версия. И в дальнейшем мы увидим, что танго и в самом деле вернулось в Аргентину (и в Уругвай, кстати, тоже) из Европы «с паспортом нравственной благонадежности». А все почему? До потому, что для таких стран, как та же Аргентина, Европа всегда была мерилом стандартов стиля, вкуса и образа жизни. Собственно, аргентинцы и уругвайцы – это же в основе своей выходцы из Италии и Испании, и они на генетическом уровне тянулись к своей праматери Европе. И в архитектуре, и в моде, и во всем остальном… Шло подражание Старому Свету! И это ни в коем случае не упрек. Просто констатация факта.