Б. Акимов - Надоело говорить и спорить

«Ну как, – говорю, – Зинаида Ивановна?» (Она в то время подавала мне.) Она говорит: «Ну, отдохнуть-то надо, Юрий Иосифович…» Надо отдохнуть, конечно.

А я Арнольду еще в Москве сказал: «Арноша, то, что ты истратил 1100 метров, и где ты их возьмешь, меня совершенно не колышет, но чтоб к нашим съемкам этот метраж был, потому что если два метра войдет твоих снятых в ресторане – «Лэто, ах, лэто» (и не вошло, кстати), то это будет хорошо». В общем, он где-то купил пленку.

Мы погрузились на пароход. Он мне говорил, что он – моряк, что ходил к острову Янмайен, и, по-моему, действительно ходил. Но он не проявил совершенно никакого интереса к работе. Прошло дней десять, наверное, вот как раз после бабьего запоя, а он только поест – и к себе в койку, там лежит и книжку читает. Я говорю: «Арнольд, ты проявил хотя бы интерес к тому, что происходит: какие-то различные засъемки мы делаем…» Он мне отвечает: «Юрий Иосифович, вы знаете, у мужчины есть такой мешочек…» Я спрашиваю: «Какой мешочек?» – «Когта он наполняется спермой, мужчина рапотать не может». Я говорю: «Милый друг, все это заботы эстонского народа, а мы в переполненном состоянии работаем еще энергичнее!» Короче говоря, он проявлял исключительно мало энтузиазма. Потом, правда, у него какие-то мелкие всполохи были.

Вообще-то он парень очень неплохой и честный, но исключительно ленивый. Часто сиживал в каюте, смотрел, как идет лед за иллюминатором – долго лед идет, бесконечно… И говорил: «Юрий Иосифович, пейзаж мне напоминает Эстонию…» Он был очень славный парень.

В этом рейсе мы прошли с «Сорокиным» и с другими судами, а также с отснятыми в фильме всякими приключениями примерно до Певека (не доходя немного), прошли практически весь Северный морской путь. И у нас уже не хватало ни денег, ни… Мы сняли картину, и он уехал в Эстонию, к чертовой матери. А мы пересели на судно «Тайшет», которое шло в направлении Тикси. Вот на нем мы и потопали, причем сначала нас вел ледокол «Ермак».

На «Тайшете» я видел замечательные моменты. Например, там у капитана – как заходишь, как только открываешь дверь, – написано: «Что должен знать входящий к капитану: § 1. Капитан всегда прав (сам параграф, то есть значок §, – нарисован). § 2. Если капитан не прав – см. §1». Это изумительно было! Мне капитан сам показывал.

У него был четвертый помощник, младший лейтенант, по-нашему. Ему лет, наверное, пятьдесят пять. Я спрашиваю: «Что он у тебя такой старый, четвертый помощник?» Он говорит: «Он был капитаном, потом старпомом, потом первым, вторым, третьим, четвертым. Гена». Я говорю: «Ну что он, чокнутый?» – «Да, вот посмотри судовой журнал». Беру судовой журнал, он мне открывает страницу, написано в нем: «Стоим на рейде Владивосток, загрузка леса, температура воздуха плюс 4. Но вот (дальше строчка идет криво и вниз лезет) наши пришли с берега и принесли. Писать, собственно, не о чем. Целую. Гена». Судовой журнал!

Это было во многих отношениях совершенно замечательное плавание, веселились мы по-всяческому. Наконец пришли в Тикси. Иногда случаются какие-то дикие неожиданности: мы пришли в Тикси и через два часа взлетели на самолете Ил-18Д и без посадки прилетели в Москву. Это было одно из тех потрясений, которые трудно пережить. Ты долгое время привыкаешь к морскому или какому-то горному ритму, живешь в нем, и кажется тебе это вечным. И вдруг все это кончается в каких-то восемь – десять часов, и ты очухиваешься в этом Внукове, полном каких-то диких законов страшных джунглей. И все уже теряется…

Но «Мурманск-198» – одна из моих любимых картин, пожалуй, наиболее любимая и в художественном смысле наиболее совершенная из тех, которые я смог сделать.

Конечно, здесь очень большая заслуга Сергея Никитина, который написал две песни: «Есть город матросов» – с очень хорошей музыкой – и «Военные фотографии» – тоже, в общем, неплохая песня. И вот эту тему, «Есть город матросов», потом Игорь Контюков разработал в две увертюры. Все это было на большом творческом подъеме, несмотря на то, что работа оплачивалась «Экраном» крайне низко и, я бы сказал, даже пренебрежительно по отношению к Сергею. Я тогда ходил к зампреду, чтобы Никитина официально допустили к композиторской работе. Бумаги всякие получал. Все это было достаточно унизительно. И к авторам вообще было такое отношение.

Однако картина вышла замечательная, и я ею очень горжусь. Мало того, когда первый раз она была в эфире, мне тут же позвонили из Мурманского обкома партии, который был совершенно не в курсе, что мы снимаем: Северное пароходство было в курсе – те, кто нас там обслуживал, – а Мурманск не был. Птицын, первый секретарь обкома, посмотрел, и тут же позвонил его помощник и стал спрашивать, где добыть копию, стал говорить, что они ее купят, размножат, растиражируют, чтобы разослать на свои объекты.