Б. Акимов - Надоело говорить и спорить

А песни, которые мы пели, я бы так и назвал: дворовые. С них все и началось.

Корр. Таким «самодельным» песням долго потом подыскивали подходящее название: «городской романс», «студенческие», «туристские»…

Ю. В. Дело не в ярлыке – каждое имя было отчасти верным. Когда я поступил в Московский пединститут имени Ленина, самодеятельных песен ходило уже много. Правда, пока на уровне группы – учебной, походной, приятельской… Если песня нравилась – она шла дальше, часто при этом «теряя» автора. Помню, в 1954 году мы с Юрием Ряшенцевым – сейчас известным поэтом, а тогда просто нашим однокашником – написали песню для студенческого капустника. Через много лет она вернулась в МГПИ, став чуть ли не гимном института. На это мы, конечно, никак не рассчитывали…

Корр. Так вы по профессии учитель?

Ю.В. Я учитель по образованию. После института меня направили в Архангельскую область. Там в сельской школе я преподавал русский и литературу, физику, математику, историю, географию… Что-то еще… Да, физкультуру! Но проработал я таким «многостаночником» только до призыва в армию. Служил далеко на Севере. Там хорошо пелось. А потом меня пригласили на Московское радио, и я стал журналистом.

Корр. В журналистике не выдают патентов и авторских свидетельств, но вас, тем не менее, считают изобретателем нового жанра – песни-репортажа…

Ю. В. Эта мысль – соединить в единое целое вещи, казалось, несоединимые – документальную запись и песню – возникла у меня, когда был создан «Кругозор» – журнал с пластинками. Я экспериментировал с песней и так и этак, и, наконец, успех новому жанру принесла песня о Павле Шкляруке.

Павел был военным летчиком. Однажды на взлете у его машины отказал двигатель. Пилот мог сразу спастись, выброситься, но перед ним лежал большой город, и он повернул падающий самолет в сторону Волги. И снова мог спасти свою жизнь, катапультироваться, но ему не везло – по Волге шел большой пароход. Чтобы не врезаться в него, Павел резко отдал ручку управления от себя…

Я сел писать песню о подвиге летчика, но дело шло туго, пока товарищи из ВВС не передали мне магнитную пленку с записью последних радиопереговоров Шклярука с землей. Я вмонтировал эту пленку в песню…

Пластинка была напечатана один раз – в журнале. Но вот уже больше десяти лет я получаю письма от людей, которых взволновала судьба летчика и песня-рассказ о нем…

С тех пор я поверил в возможности документальных песен, и героев для них не выдумываю, а беру из жизни.

Корр. Так песня о лейтенанте Григорьеве – тоже документальная?

Ю. В. Да. История у песни такая. В Полоцке я участвовал в съемках фильма и услышал рассказ о том, как в 1944 году в ночь перед освобождением города группа добровольцев вызвалась захватить мост через Двину. Командиром группы стал лейтенант Григорьев. Вернее, старший лейтенант – внеочередное звание ему было присвоено перед операцией.

Группа Григорьева задачу выполнила – утром по мосту, отбитому у фашистов, наши танки и пехота пошли в наступление и взяли город. Но доложить о выполнении боевого задания было некому – все добровольцы в бою за мост погибли…

Корр. У этой песни, наверное, тоже была «своя почта»?

Ю. В. Была. Причем об одном полученном известии я даже побаиваюсь пока говорить – как бы не сглазить. Мне буквально на днях позвонили из Ленинграда, что старший лейтенант Григорьев, чье имя трижды значится в Полоцке в списках погибших, – жив. Вернусь в Москву – буду договариваться о встрече с ним.

Корр. Герои ваших песен, если выражаться высокопарно, либо люди романтических профессий – летчики, моряки, геологи, полярники, либо люди героических судеб, мужественные, сильные…

Ю. В. Сила человека – не в профессии и не в судьбе. Одному, мол, выпадет, а другому нет. Мои герои – это люди поступка, люди действия. В этом и сила их. Вы говорите «полярники, геологи…» Давайте возьмем человека самой массовой и, кстати, далеко не самой престижной профессии – сельского механизатора. И, понятно, не где-нибудь на Шпицбергене, а на Ставрополье. И не «седого волка» с трубкой в зубах, а школьника. Устроит вас такой герой? Меня – вполне. Я говорю о совершенно реальном человеке. Несколько лет назад я был на Ставрополье. В колхоз «Россия» мы приехали вместе с Михаилом Сергеевичем Горбачевым – тогда он был первым секретарем крайкома, сейчас – секретарь ЦК КПСС. В поле председатель колхоза познакомил нас с ребятами из ученической бригады, которая убирала хлеб. «Вот это, – сказал он, – Витя Гусев. Он намолотил на своем комбайне десять тысяч центнеров зерна». Михаил Сергеевич даже в лице переменился, переспросил: «Сколько?!» А потом пожал Вите руку и сказал: «А ты знаешь, Витя, в 46-м году за такой намолот на этом поле комбайнеру давали Героя…» Сюжет?