Анна Герман - Мы долгое эхо

Дом, в самом деле, был ветхий, с низкими потолками – входя внутрь, я вынуждена была нагибаться. Длинный, темный, извилистый коридор и царствовавший там спертый воздух несколько омрачили нашу радость. Минуя один из его закоулков, я едва не споткнулась о длинные, тощие ноги старика, вытянувшегося на своем «ложе» у стены. Наша комнатка была в самом конце коридора. Хозяйка, такая же говорливая, как и синьора Бианка, суетясь, расхваливала свои апартаменты. «Уж тепло вам здесь будет, как в гнездышке. Это самый теплый уголок во всем доме. Тут до вчерашнего дня жила наша бабушка, вот на этой кровати и спала. Увы, вчера она уснула навеки. Теперь мы можем сдать эту комнатку, но хотим, чтобы все тут оставалось на своих местах, как при ее жизни. Сейчас я сменю белье!» С этими словами, не переставая улыбаться, хозяйка выбежала из комнаты.

Мы оказались одни среди бабушкиных вещей и святых образков, тесно развешанных по стенам. Даже ее шлепанцы еще стояли в углу. На громоздком старом комоде тикал массивный будильник, притом так громко и назойливо, что я не выдержала, схватила его и, открыв ящик комода, быстро засунула туда, после чего вздохнула с облегчением. Все это время он страшно действовал мне на нервы – я даже не могла сосредоточиться на том, что говорит хозяйка. Взглянула на Ханю. Она сидела, сгорбившись, опустив голову, бессильно свесив руки. В ее глазах стояли слезы. «Аня, – сказала она с отчаянием в голосе, – я здесь не выдержу. Пошли назад, в наш холодильник».

Я с готовностью подхватила чемодан, потому что и сама хотела просить ее о том же самом.

Синьора Бианка ограничилась краткой триумфальной речью – наше поражение было слишком очевидным. Она великодушно приняла нас обратно.

Спустя час раздался взволнованный, тревожный телефонный звонок из пекарни. «Синьоры украли бабушкин будильник! Он стоял на комоде, а теперь исчез. Возвратите немедленно!» Мне с трудом удалось растолковать, где он находится. Труднее оказалось объяснить, как он там очутился, поскольку у меня не хватило запаса слов, а у хозяйки, по-видимому, чувства юмора.

Синьора Бианка была энергичной особой. Она довольно рано овдовела и одна воспитывала двоих детей: дочь и сына. Сын, по профессии парикмахер, задумал поехать в Соединенные Штаты, поискать лучшей доли. Синьора Бианка сперва подробно расспросила Ханю, где эта Америка, а выяснив, что это так далеко от Рима, разыграла такую сцену отчаяния, что немногие актрисы, следуя заветам самого Богуславского (Войцех Богуславский (1757–1829) – польский режиссер, актер, педагог, один из основателей польского профессионального театра. – Ред.), могли бы с ней сравниться. Однако довольно скоро она смирилась с решением сына и с удвоенной энергией принялась собирать приданое для дочери. Свадьба должна была состояться этим летом. Устроив дочь, синьора Бианка намеревалась сама второй раз выйти замуж.

У синьоры Бианки не было никакой профессии, тем не менее, она с успехом обеспечивала семью, продавая цветы, а также сдавая в аренду две из трех комнат своей квартиры. Была гордой обладательницей легковой машины, на которой ездила за покупками, а по воскресеньям – в отдаленные парки, где гуляло много влюбленных пар, и можно было удачно распродать цветы. Машина ее выглядела примерно так, как та, на которой ездил Жак Тати в фильме «Каникулы господина Юло». Раз солнечным воскресным днем пани Бианка пригласила нас проехаться с ней в один из прекрасных парков.

Я не могла воспользоваться приглашением, ибо была сильно простужена. Ханя же поехала. Разумеется, не даром. Потом она рассказала мне, что ей было поручено связывать фиалки в букетики, в то время как синьора Бианка, выказывая чудеса дипломатии, распродавала свой «товар». «Ты не можешь себе представить, какой она психолог, – смеялась Ханя. – Ей известны тысячи способов заставить своих соотечественников купить цветы, и она точно знает, когда употребить тот или иной прием». Лучшим тому доказательством были пустые корзины.

Хочу, кстати, пояснить, в чем заключалась моя стажировка. Стипендию на два месяца я получила по предложению нашего Министерства культуры и искусства. О том, что итальянское правительство утвердило мою кандидатуру, я узнала от Хенрика Потоцкого и Яна Награбецкого – сотрудников министерства, которые на всех этапах моей «карьеры» дарили меня вниманием и симпатией. Это было особенно ценно в ту пору, когда я еще только начинала петь и моя персона вызывала противоречивые мнения.

Читать дальше