Вера Лещенко - Петр Лещенко. Все, что было… Последнее танго

Вспоминаю себя, идущую по Колодезному переулку в кинотеатр на работу. Напротив здание Русского драматического театра. Перед тем как открыть дверь служебного входа и войти, я почему-то всегда, даже если очень спешила, останавливалась и смотрела на театр. Неужели предчувствовала, что очень скоро в этом театре произойдет НЕЧТО, и оно перевернет всю мою жизнь?

В музыкальную школу я смогла поступить благодаря частным урокам, которые брала у соседки со второго этажа, учительницы по классу фортепиано Евгении Николаевны Нугаевой. У нее, кроме меня, еще были ученики, она занималась домашним преподаванием. Я ее обожала и мечтала стать такой, как она. Она всегда была элегантна, с легким макияжем и красивыми, дорогими кольцами на руках. Входила я к ней, будто в другой мир попадала. В углу комнаты висела икона, Евгения Николаевна ее не прятала. Мир обедневшей аристократки – вот определение ее жизни. Встречала Евгения Николаевна словами:

– Милое создание, рада тебе. Проходи. С кого начнем сегодня?

Я называла композитора, устраивалась в ее кресле, а она для меня играла. Ах, да! Как я могла запамятовать? На красиво сервированном серебряном подносе она приносила чайный набор с двумя чашечками из тончайшего фарфора. Разливала чай и садилась за инструмент. Играла она божественно. Потом мы менялись местами. Приходил мой черед удивлять. Такого педагога огорчать было нельзя. Ритуал занятий оставался неизменным, как и мои мысли в те минуты: «Вам бы в другом, мирном веке родиться, дорогая моя Евгения Николаевна!»

Рядом с пианино на стене висели три таблички из фольги, к которым прикалывался листок с фамилиями учеников. На золотую попадали отличники, на серебряную – хорошисты, а на красную – двоечники. Вера Белоусова красовалась всегда только на золотой. Это было достойной компенсацией за мои школьные страдания и посредственные отметки.

Евгения Николаевна сама отвела меня в музыкальную школу Глазунова, волновалась, пока меня экзаменовали. А по случаю моего поступления устроила чаепитие с вкусным печеньем. Мой дорогой учитель, как часто я вспоминала вас и благодарила судьбу за подаренную встречу!

Другая соседка, тоже музыкант и добрейшей души человек, Александра Ивановна разрешала мне делать домашнее задание на ее инструменте, так как у меня своего не было. А когда мне исполнилось четырнадцать лет, я получила от Александры Ивановны ее пианино в подарок. Благодаря этим двум чудным женщинам я смогла поступить в музыкальную школу, а потом в училище и консерваторию.

Основное время, конечно, у меня уходило на занятия музыкой.

Не буду объяснять свое отношение к общеобразовательной школе. Контрольные, напряженное ожидание вызова к доске и мечта о звонке на перемену – вот все, что помню о школе. Больше всего не любила математику, но учителя Григория Павловича, необычайно терпеливого и доброго, не забыла. Как только раздавался долгожданный звонок на перемену, девчонки тянули меня к пианино, которое стояло в холле:

– Вер, пошли быстрее. Вот кино было «Цирк», там песня така-ая… Знаешь?

Я знала, папа за новинками советской эстрады следил и покупал все пластинки, которые появлялись. Так что я была в курсе всех новинок и, чтобы порадовать одноклассников, подбирала мелодию, учила слова, а на перемене устраивала концерты. Мальчишки подтягивались к нашей импровизированной сцене. И математик Григорий Павлович тоже всегда рядом был, слушал, хвалил меня. Может, и отметки по математике поэтому завышал. Как я закончила восьмилетку, сама не знаю. Одолела и была счастлива.

Нет в том вины моих учителей, они знали свой предмет, но у них были семьи и столько забот, что не могло не отразиться на их работе. Урок превращался в отбытие наказания и для них, и для нас, их подопечных. Классы были переполнены, за некоторыми партами сидели по три человека. Кроме математика, остальные учителя были для меня на одно лицо – вечно недовольные, злые, кричащие. Если бы была возможность, как и музыкой, заниматься по выбору литературой, математикой, химией и другими предметами частным образом, то я бы с радостью согласилась. Добрый домашний учитель, друг – мечта! Не думала, что такое может быть. Лишь в Румынии узнала о существовании гувернерского образования, что стало для меня одним из приятных открытий. Ребенку пять лет, а он три иностранных языка учил, читал, задачки решал. Умники и умнички при таких нагрузках не казались лишенными детства, и к поступлению в пансионат дети были прекрасно подготовлены.