Array Коллектив авторов - Резонансная техника пения и речи. Методики мастеров. Сольное, хоровое пение, сценическая речь

Несколько слов о его руках, о манере дирижировать. Папа дирижировал очень скупым, но выразительным жестом, даже когда он дирижировал 4-тысячным хором на празднике песни в Прибалтике. Один из прибалтийских хормейстеров сказал ему: «Спасибо за то, что Вы показали, что можно дирижировать, не размахивая руками». У меня есть любительская съемка нашего концерта во Франции в 1990 году. Мы исполняли «Иоанна Дамаскина» под рояль. Съемка велась из зрительного зала, движения рук со спины вообще не видно, но его спина выражает огромную силу и напряжение. Руки его были немного собраны, как будто он придерживал мячик, показывал купол, вероятно, таким образом он собирал наш звук, нас самих, наше внимание, наши души. Когда надо было взять высокие ноты, он никогда не поднимал руку, а, наоборот, делал движение вниз, от груди к животу, опирая наш звук на дыхание. Если ему что-то не нравилось в звучании, он мог показать на переносицу – напоминание о высокой позиции. Особенно часто он показывал так басам, когда у них были низкие ноты, чтобы они оставались в высокой позиции. И если я правильно понимаю, то его манера дирижировать была «вокальной». Своим дирижированием он не снимал наш звук с дыхания, а наоборот, дирижировал так, чтобы мы пели опертым звуком, в купол.

Папа умел создавать значительные запоминающиеся события в нашей хоровой жизни и, как потом оказалось, во всей нашей жизни.

Мы возвращались домой из Италии. Поезд, на котором мы ехали из Рима, должен был ночью заехать на вокзал в Венеции. Папа узнал об этом, сказал, что всех разбудит, мы подумали, что это шутка и улеглись спать. Но в четыре часа утра он встал, всех нас поднял, мы нехотя вывалились на перрон, выстроились, настроились и с чувством спели «Венеция ночью» Танеева. Папе было 79 лет. Тогда мы, молодые, хотели спать, а сейчас я думаю: как могло этого не быть в нашей жизни?!

А наша хоровая традиция встречать белые ночи! Мы приходили на занятия к одиннадцати вечера, два часа занимались, потом сдвигали стулья, чтобы получился длинный стол, застилали их старыми афишами, как белыми скатертями, ставили, кто что принес, подкреплялись, пели застольные хоровые песни, поздравляли новичков с первым годом в хоре, а около трех часов выходили на Университетскую набережную. Мосты уже были разведены. Вы можете представить себе, какая была красота. Всю жизнь, утром, вечером, ночью, зимой, летом, весной, осенью, когда папа выходил из университета на набережную, всегда восхищался: «Какая красота!» Мы пели на набережной, потом спускались к воде на стрелке Васильевского Острова и пели там, ждали восход солнца, а когда мосты сводились, мы шли петь под Атлантами на Дворцовой площади. Мы встречали белые ночи в будни, народу на улицах было мало, но на наши импровизированные концерты стекалась благодарная публика. Первые белые ночи с хором мне никогда не забыть. Мы пели на Стрелке, уже совсем рассвело, вот-вот должно было показаться солнце. Папа дал тональность, и мы запели «Восход солнца» Танеева: «Молчит сомнительно Восток…» И на словах «еще минута… и» появилось солнце! Разве это можно забыть?! Как вдохновенно мы пели: «И во всей неизмеримости эфирной…» Папа всегда встречал с нами белые ночи, всегда до своего последнего лета.

А наша традиция выступать вечером в День Победы 9 мая на ступенях биржи на стрелке Васильевского Острова перед большим количеством народа, стекающимся на стрелку смотреть салют. Мы давали большой концерт из своего репертуара и военных песен. Сейчас это стало городской традицией, приходят все студенческие хоры и поют военные песни. Но создал эту традицию Григорий Моисеевич с университетским хором, традиции этой уже лет 40.

Множество горожан многие-многие годы слушали хор университета не только на концертах, но и под сводами Казанского собора 31 августа, когда хор традиционно собирался после лета, и в Павловске, куда мы выезжали на пикник встречать золотую осень, и в Пушкине на ступеньках Камероновой галереи перед традиционным празднованием масленицы в одной из столовых Пушкина. Причем, каждый раз, перед уходом из столовой, после того как мы наелись, напелись, насмеялись над нашими капустниками, папа вызывал всех работников столовой: мойщиц посуды, подавальщиц, выстраивал нас и дирижировал нами 2–3 произведения из нашего репертуара в знак благодарности и уважения к этим людям, это ведь тоже урок жизни всем нам студентам-хористам. Слушали нас, как я уже вспоминала, и 9 мая, и в «Белые ночи». Это были не какие-нибудь «попевки», а полноценное концертное исполнение, Григорий Моисеевич никогда не давал нам халтурить, где бы мы ни были. Мы всегда пели собранно, эмоционально, с полной отдачей, по-сандлеровски.