Юлиан Семенов - Экспансия – I

– Этого года?

– Прошлого.

Господи, подумал Роумэн, неужели они уже тогда начали подбирать досье против Эйслера и Брехта?! Ведь мы тогда братались с русскими на Одере! И мы отдавали себе отчет в том, что все эти русские коммунисты. А те, кто не был коммунистом, носил немецкую форму в дивизиях Власова, – еще большие гитлеровцы, чем сам Гитлер, что может быть страшнее изменника-наймита, который служит тому, кто убивает твой же народ?!

Снайдерс притормозил возле нужного дома на Терезиенштрассе, выбросил окурок и спросил:

– Ты подождешь? Или пойдем за ним вместе?

– Пойдем вместе.

– Ладно. Я буду перед тобой щелкать каблуками, на них очень действует, если пришел большой начальник.

– Валяй, – согласился Роумэн. – Скажи ему, что я племянник Айка. Или дядя государственного секретаря.

– Про Бирнса он поймет, а с Айком труднее, они ж аккуратисты, все буквочки произносят, – «Ейзенхоувар», по-нашему не сразу разберут... Пошли, племянник...

По деревянной лестнице они поднялись на третий этаж, позвонили в тяжелую дверь: больше всего Роумэн боялся, что гада не будет на месте, а он обязан завтра же вернуться в Мадрид, он не имеет права не вернуться туда, потому что тогда повалится дело, которое он задумал; я разыщу этого мерзавца, сказал он себе, никуда он не уйдет, только нельзя паниковать, и тогда все будет так, как должно быть.

– Кто там? – услыхал он веселый девичий голос.

– Из американского представительства, – сказал Снайдерс.

Звякнула цепочка, дверь отворилась, Роумэн увидел молоденькую девушку и даже зажмурился от того, что лицо ее было таким же веснушчатым, как у Кристы.

– Где мистер Морсен? – спросил Снайдерс.

– Папа! – крикнула девушка. – К тебе! Проходите, пожалуйста.

Снайдерс вопросительно посмотрел на Роумэна – стоит ли проходить? Может, сразу же сажать в джип и везти в казарму ; Пол, однако, сразу же пошел по коридору в гостиную, цепко оглядывая стены, увешанные маленькими миниатюрками – виды Скандинавии, Португалии и юга Франции; Марсель и Лион узнал сразу же, часто бывал еще до войны, когда учил там французский, – во время летних каникул.

В большой, весомо обставленной комнате прежде всего в глаза бросался огромный «Бехштейн»; видно было, что это не деталь гарнитура , но тот предмет, который здесь необходим: он был завален нотами, крышка открыта, на подставке стояла большая папка, видимо, разбирали партитуру концерта.

Морсен легко поднялся навстречу Роумэну, сдержанно поклонился и спросил – на чистейшем английском:

– Чем могу служить?

– Это мы решим позже – можете ли вообще служить, – сухо ответил Снайдерс, – а пока собирайтесь.

– Собираться? – несколько удивленно переспросил Морсен. – Я должен понять вас так, что следует взять с собою какие-то веши?

Девушка подошла к нему, побледнев; она полуобняла его, прижалась к отцу, и Роумэн заметил, как у нее затряслись губы.

Лет семнадцать, подумал он, совсем еще маленькая, но как сразу все почувствовала; зло рождает зло, мир ужасен, боже праведный...

– Это зависит от вас, – заметил Роумэн. – На всякий случай возьмите зубную щетку, мыло и джемпер.

– Я буду готов через минуту, – сказал Морсен и пошел в свой кабинет.

Дочь и Роумэн пошли следом за ним.

– Вы можете сидеть, полковник, – сказал Снайдерс, обращаясь к Роумэну. – Я за ним погляжу. А вы пока отдохните...

Это он начал свою игру, понял Роумэн. Он делает из меня большого начальника; пусть, ему виднее, в конце концов он тут работает, ему лучше знать, как надо себя вести.

– Я могу позвонить? – спросил Морсен, вернувшись из кабинета с джемпером в руках. – Мне надо предупредить, что я... Что я...

– Нет, звонить никуда не надо, – отрезал Роумэн. – И вам, – он посмотрел на девушку, – не надо никому звонить. Если разговор пойдет так, как я хочу, папа вернется домой через пару часов. Не в ваших интересах, чтобы кто-то еще узнал о нашем визите.

– Я вернусь, маленькая, – сказал Морсен и невыразимо нежным движением погладил девушку по щеке. – Пожалуйста, не волнуйся.

– Папочка, – сказала девушка, и голос ее задрожал, – пожалуйста, папочка, сделай так, чтобы поскорее вернуться... Мне так страшно одной...

– Да, маленькая, я сделаю все, что в моих силах...

Когда спускались по лестнице, Роумэн спросил:

– Где ваша жена?

– Она погибла при бомбежке, – ответил Морсен. – Незадолго перед концом всего этого ужаса.

– Вы живете вдвоем с дочерью?

– Да. Мой сын также погиб, – ответил тот. – На Восточном фронте.