Юлиан Семенов - Экспансия – III

– Ты думаешь, я поверил хоть одному твоему слову, Пол? Ты просто крепко жахнул и несешь чепуху.

– Готов тебе поклясться, что сегодня еще не пил...

– Значит, перепил вчера.

– Тебе хочется, чтобы было так?

– Да, мне так хочется.

– Ну и считай, что это так на самом деле... Чего не сделаешь для друга...

– Ты плохо говоришь. Пол.

– Ну и что?

– С твоим делом не все потеряно...

– С «моим». Значит, твоим оно никогда не было?

– Я плохо сказал, не сердись... С нашим делом не все еще потеряно...

– Ты хочешь, чтобы мальчики исчезли снова? Только если это случится, ты их больше никогда не увидишь. Фото убитых младенцев напечатает пресса, после того как исполнители передадут Макайру подлинники!

– Что ты болтаешь?! – разъярился Спарк. – Мы же говорим по телефону!

– Я понимаю, что мы не шепчемся! И я знаю, что мои разговоры прослушиваются! Тем лучше! Значит, эта свинья Макайр торжествует победу! Значит, он не будет строить мне пакостей! И тебе, кстати говоря, тоже!

– Я думал, что после пережитой трагедии мы станем еще ближе друг другу. Пол...

– Спарк, запомни, руководители разгромленных союзных армий перестают здороваться, потому что им стыдно смотреть в глаза друг другу. Мне стыдно смотреть тебе в глаза, понимаешь? Мне стыдно смотреть в глаза Кристе! Я избегаю видеть Элизабет, потому что оказался банкротом... Я банкрот! Вот и все! Пройдут годы, прежде чем я снова понадоблюсь этой стране! Но это будут трудные годы, а я хочу взять свое, чтоб не было так дерьмово, когда навалится старость.

– Я хочу встретиться с тобой, Пол.

– Только не говори как заправский квакер, ладно? Сегодня гала-прием в «Президенте», приезжай, выпьем, – и, не дождавшись ответа, положил трубку.

...Криста вернулась через полчаса; в ее облике угадывалась усталость, под глазами залегли тени, что делало лицо одухотворенным, исполненным постоянного внутреннего напряжения.

– Ты голоден, милый? Сейчас я сделаю тебе хороший стэйк, потерпишь десять минут? – спросила она Роумэна.

– Нет. Я еду на работу ... Там хорошо кормят... На гала дают стэйки и виски. И много овощей – для тех, кто хочет похудеть.

– Ты выглядишь измученным.

– О, нет, я в хорошей форме, тебе просто кажется...

– Не приглашаешь меня с собою?

– Тебе там не понравится, родная. Ты не любишь этих людей. Я тоже их не очень-то жалую, зато именно на гала-приемах можно договориться с суперактером и пригласить на роль, уломав его на пару десятков тысяч баков – тоже деньги... Мы же уговорились: еще два-три года, я собираю деньги, мы летим на Гавайи, покупаем там землю, строим дом и шлем все к чертовой матери...

– Я не могу тебе помочь на этих проклятых гала-приемах выбивать баки из капризных суперактеров? – Криста вымученно улыбнулась.

– Я не монстр, – ответил Роумэн. – Это плохо – обижать актеров, они – художники, их и так все обманывают, а тебе они сразу поддадутся... Я уговариваю их взять то, что им полагается, и ни баком больше... Если хочешь видеть, как я с ними хитрю, – едем, только надо ли тебе это?

– Кого ты сегодня станешь призывать к справедливости? Мужчину или женщину?

– Всех, кто попадет под руку.

– Сделать кофе?

– Нет, родная, не хочу.

– Сердце не болит?

– Работает, как часы фирмы «Павел Буре».

– Слава богу... Меняется погода, я очень боялась, что у тебя замолотит заячий хвостик...

– Ты давно не называла мое сердце заячьим хвостиком...

– Ты просто забыл, – Криста улыбнулась, наблюдая за тем, как Роумэн надевал черную узенькую «бабочку». – Я тебе говорила это вчера.

– А я уже спал... Я стал очень уставать и поэтому засыпаю в одну минуту... Старик, я же тебя предупреждал...

Криста подошла к нему, положила руки на плечи, поднялась на мысочки, потянулась губами к его осунувшемуся, сильно постаревшему лицу:

– Ты сердишься на меня, любовь? Скажи – за что? Я не нахожу себе места...

Роумэн прикоснулся к ее выпуклому лбу, усыпанному веснушками, холодными губами, закрыл глаза, потерся носом об нос и пошел к двери; на пороге, не оборачиваясь, сказал:

– Если не приеду – не волнуйся, значит, перепил и остался в Голливуде.

– Ой, пожалуйста, не оставайся в Голливуде! Мне так страшно одной.

Вздохнув, Роумэн ответил:

– К сожалению, тебе нечего бояться, девочка. Я раздавлен и поэтому никому больше не нужен. Как и ты. Да здравствует спокойная жизнь обывателей, никаких волнений и забот... Я позвоню. Целую, девочка...

...Режиссер Гриссар – после того, как приглашенные отсиживали за столом, – собирал вокруг себя толпу завороженных слушателей; хотя фильмы его не блистали, середнячок , но манера говорить, неожиданность мыслей были порою любопытны.