Виталий Бианки - Город и лес у моря (сборник)

Миша прижался лицом к теплой груди своей любимицы, и на глазах у него выступили слезы.

– Не хочу с ней расставаться! – прошептал он. – Пусть она еще немножко побудет с нами.

– Плохо же ты ее любишь! – сказал отец, защищая сына от грозно шипящей казарки. – Смотри, как она рвется на волю. Подумай, как ей хочется к своим, на родину.

– Куда она полетит? Она даже дороги туда не знает: ведь ты привез ее из Петрограда в корзине.

– Ну, это не беда! – весело сказал отец. – Птица всегда найдет дорогу к себе домой, хоть бы ее увезли оттуда с завязанными глазами.

– Все равно, – не сдавался Миша. – Она может опять попасть в руки людям по дороге на родину. А мы ничего даже и не узнаем о ней.

– А вот давай примем меры, чтобы узнать. Достань-ка у меня из правого кармана кольцо и плоскогубцы. Так. Ну, теперь разомкни кольцо и надень его казарке на лапу. Теперь хорошенько сожми его концы щипцами. Вот и хорошо. Если она попадется кому-нибудь в руки, так мы с тобой еще о ней услышим.

– Почему услышим? – спросил удивленный Миша.

– А вот посмотри: видишь на кольце адрес и номер? Если кто-нибудь поймает нашу казарку, он должен будет сообщить номер ее кольца по этому адресу в Орнитологический комитет, чтобы оттуда написали нам, где будет поймана казарка. Понимаешь?

– Понимаю! – обрадовался Миша. – Вот хорошо будет получить о ней весточку!

– Ну, а теперь я ее выпускаю, – сказал отец. – У меня уже руки устали держать ее.

Он подбросил птицу в воздух. Казарка взмахнула крыльями и полетела низко над землей. Но вдруг, почувствовав, что ничто уже больше не привязывает ее к земле, она рванулась вверх, перелетела через забор и поднялась над крышей.

«Гонк! Гонк!» – раздался вверху ее радостный крик.

Через минуту она казалась уже маленькой темной точкой.

– Как она обрадовалась! Даже не оглянулась на нас, – задумчиво сказал Миша. – Теперь я буду бояться за нее: вдруг она попадет в когти хищнику. Тогда мы никогда ничего о ней не узнаем.

– Не горюй! – утешал отец. – Она сильная и умная птица. Сумеет постоять за себя.

Когда казарка совсем скрылась из виду, отец послал Мишу опустить в почтовый ящик письмо председателю Орнитологического комитета.

Казарка летела высоко над землей. В вышине гудел ветер. Кругом, насколько глаз хватало, никого не было видно. Вверху, быстро и бесшумно, плыли ей навстречу белые облака.

Земля внизу казалась черной. Лишь в ложбинах кое-где еще лежал снег. Там, внизу, медленно-медленно исчезая под ногами, подвигались назад поля, леса, деревни, реки. Над ними большая стая черных птиц, махая крыльями, казалось, неподвижно застыла в воздухе. Время от времени то одна, то другая из птиц, сложив крылья, внезапно проваливалась вниз. Но вдруг, над самой землей задержав стремительное падение, торопливо поднималась назад в стаю.

Это летели грачи. Понемногу и они, отстав, исчезли из виду. Казарка неслась всё вперед. Прошло уже несколько часов с тех пор, как она почувствовала себя свободной. Она спешила теперь разыскать других казарок, чтобы вместе с ними совершить длинный и опасный путь на родину. Но до сих пор она никого из своих не встретила в вышине.

Вот если б ей добраться туда, где полгода назад поймал ее охотник! Она хорошо помнила это место. Там было море. Там пролегал Великий морской путь. По нему стая за стаей вереницей тянулись казарки, гуси, лебеди, утки, кулики и другие морские и прибрежные птицы. На Великом пути она рассталась с родной стаей и со своим неразлучным другом – гусем-казанком. Скоро, может быть, она снова найдет его.

Охотник увез ее оттуда в темном мешке: она не могла запомнить дорогу. Но безотчетное чувство, знакомое только птицам, безошибочно указывало ей верный путь.

Долгий и быстрый полет не утомил казарку: птицы не знают одышки. Каждый взмах крыльев наполнял воздухом ее легкие и через них – воздушные мешки во всем ее теле, даже в пустых костях. Те же мускулы, что двигали ее крыльями, то растягивали, то сжимали эти мешки. Воздух свободно входил и выходил из них. И дыхание казарки оставалось таким же ровным, как если б она спокойно сидела на месте. Заставить ее опуститься на землю мог только голод.

Ей уже хотелось есть. Все тело начинала охватывать неприятная слабость, все труднее становилось двигать крыльями. Казарка стала понемногу опускаться, высматривая удобное место для кормежки.