Илья Ильф - Записки провинциала. Фельетоны, рассказы, очерки

Над декларацией склонились заинтригованные головы.

На вопрос № 12 (были ли вы странствующим приказчиком?) Косулькин ответил:

– Конечно, был!

– Да не здесь! – орал председатель. – Читайте ниже.

Ниже было коротко изображено черт знает что.

Против знаменитого вопроса № 13 (были ли вы врачом, акушеркой, инженером, архитектором, художником, артистом, музыкантом, преподавателем и правозаступником) стояло одно невероятное слово:

– Да!

Сотрудники зарычали и отпрянули.

– Ничего не пойму! – сопел председатель. – Какая‐то ошибка. Вызовите этого Ломоносова на завтра ко мне.

Утром в кабинет просунулась стриженая курьерская голова и испуганно захихикала:

– Массажистки пришли‐с!

– Что такое?

Но голова только прыснула и исчезла.

Затем дверь открылась и пропустила в кабинет странствующего приказчика Косулькина.

– Так! – сказал председатель. – Тут в вашей декларации вышла небольшая путаница. Позвольте, я кое‐что повторю. Вопрос № 8. Скажите, вы не занимались извозным промыслом?

– Да, я занимался! – кротко ответил Косулькин.

– Гм! А вот по вопросу № 14. Не являлись ли вы служителем религиозного культа и какого именно?

– Я именно являлся служителем.

Председатель пугливо заглянул в глаза Косулькина и бегло зашипел:

– Тут вы пишете, что содержали няньку, хотя указываете, что холосты. Но мы это выясним позже. Меня интересует вопрос № 13.

Глаза Косулькина лучезарно заблистали.

– Так вот. Были ли вы музыкантом, акушеркой, правозаступником, инженером, массажисткой, странствующим приказчиком и артистом? Содержали ли вы лошадь, кучера, конюха, шофера и членов семьи? Получали ли вы доход от деятельности, не предусмотренной выше?

Косулькин подумал и сказал:

– Да! Был акушеркой и получал доход, не предусмотренный выше.

Председатель заскрежетал и рухнул на стол.

– Вон отсюда! Уберите от меня этот университет! Умалишенные налогом не обкладываются.

И освобожденный Косулькин ушел под восторженное шипение сотрудников.

Второстепенные признаки весны не волновали больше Косулькина. Дело было сделано. Тяжела лапа финотдела, но, как видите, от обложения избавиться иногда можно, надо только умеючи.

Артельный староста Коза Антон прибыл к ворожее бледный, как изотермический вагон.

Ворожея – обширная старушка, из ушей которой росли целые веники волос, – схватила Козу за ручку и забасила:

– Щасливый будешь, много скотины иметь будешь!

– Спасибо, – возразил Антон Коза, – а покудова, дорогая бабуся, у меня лошадь уворована. Сегодня ночью.

Ворожея сдрейфила.

– Ей-богу, не я! – говорит.

Тут, кстати, набежал щуплый сторож Подпригора Никита.

– Пару лошадей, как одну копейку, сперли! – кричит не своим голосом.

И стали члены союза умолять бабушку.

– Ты, – вопиют, – старуха волшебная, – всё можешь. Обнаружь конского душегуба.

Тут волшебница стала подпущать чары, аж дух у членов союза занялся. А старуха кроет громким голосом что‐то непонятное, как бы вроде инструкции о новых тарифах, а все больше на зарплату напирает.

– Гоните, – говорит, – железнодорожные орлы, об это место по трояку. Будут вам кони.

Орлы пригнали. Забулькала старуха от радости, а лошадиного местоположения не объясняет.

– Где же кони, чародейка? Говори, волосатая!

А волосатая засмеялась.

– Сразу, – говорит, – трудно. Принеси со своих соседей, кто живет на разъезде Помурино, личные карточки, и я узнаю.

Пришел Коза домой и стал по соседям мыкаться.

Ходит и пропагандирует:

– Гоните личные карточки, кто лошадь спер. Я их сейчас к колдовнице снесу. Она старуха неслыханная – во всем разберется.

Только члены союза – соседи не допущают над своими карточками колдовать. Дашь ей, говорят, карточку, а она, стерва, заколдует тебя: из кондуктора в зайца обернет. И будут тебя потом всю жизнь штрафовать как безбилетника.

А иные соседи прямо волнуются:

– У меня удостоверение личности просрочено, по нем не наколдуешь.

– Дашь твоей ведьме карточку личности, а она потом станет выдавать себя за меня, за смазчика, затеет алиментные дела, а я потом плати!..

А которые несознательные, так те ругаются:

– Тебе бы, дураку, в милицию идти, покуда следы еще теплые, а не по чертякам шататься.

Разъезд Помурино волнуется и по сю пору. Не знает, можно давать каточки или нельзя. Лошадей же, между прочим, еще не нашли.