Эрих Мария Ремарк - Возвращение с Западного фронта (сборник)

Какая-то чужая рука взяла его руку и положила ее на гладкие, юные плечи девушки.

Марилл сидел на террасе отеля и обмахивался газетой. Перед ним лежало несколько книг.

– Идите сюда, Керн! – позвал он. – Близится вечер. В эту пору животное ищет одиночества, а человек – общества. Как обстоят дела с вашим видом на жительство?

– Осталась еще неделя. – Керн подсел к нему.

– В тюрьме неделя тянется долго, на воле пролетает мгновенно. – Марилл хлопнул по книжке. – Эмиграция побуждает к самообразованию! На старости лет я взялся за французский и английский.

– Иной раз я просто уже не могу слышать слово «эмигрант», – раздраженно ответил Керн.

Марилл рассмеялся:

– Ерунда! Вы в отличной компании. Данте был эмигрантом. Шиллеру пришлось покинуть родину. А Гейне, а Виктор Гюго… Это всего лишь несколько имен. Взгляните на небо – вот месяц, наш бледнолицый брат. Он эмигрировал с Земли. Да и сама наша матушка Земля и та старая эмигрантка, давно сбежавшая с Солнца. – Он подмигнул Керну. – А может, было бы лучше, если бы этого бегства не случилось. Тогда бы мы еще носились в пространстве в форме раскаленных газов. Или же в виде солнечных пятен. Вы не согласны?

– Не согласен.

– Ну и не надо. – Марилл снова принялся обмахиваться газетой. – Знаете, что я сейчас прочитал?

– Что евреи виновны в засухе.

– Нет.

– Что осколок снаряда в животе – вот подлинное счастье для истинного мужчины.

– Тоже нет.

– Что евреи большевики, потому что так алчно накапливают капиталы.

– Неплохо! Дальше!

– Что Христос был арийцем. Незаконнорожденным сыном германского легионера…

Марилл захохотал:

– Нет, ни за что не угадаете! Я читал брачные объявления. Вот послушайте: «Где же тот милый и симпатичный мужчина, что даст мне счастье? Отлично воспитанная и душевная фрейлейн, с благородным характером, с любовью ко всему доброму и прекрасному и первоклассной квалификацией в отельном деле ищет столь же гармонично развитого мужчину в возрасте от тридцати пяти до сорока лет с солидным положением…» – Он взглянул на Керна. – Понимаете! Только от тридцати пяти до сорока! Сорок один год уже исключается! Вот что значит сила веры! Или вот другое объявление: «Где же я найду тебя, о мое дополнение? Глубоко чувствующая и радостная особа, леди и домашняя хозяюшка, с крыльями, не сломленными однообразием будней, темпераментная и интеллектуальная, полная внутренней красоты и чувства товарищеского взаимопонимания, ищет джентльмена с соответствующим доходом, любящего искусство и спорт. Кроме всего, он должен быть просто славным парнем…» Здорово, правда? А это как вам понравится: «Душевно одинокий пятидесятилетний мужчина, чувствительная натура, выглядит моложе своих лет, круглый сирота…» – Марилл остановился. – Круглый сирота! – насмешливо повторил он. – Это в пятьдесят-то лет! Какой, право, жалкий тип, этот изнеженный пятидесятилетний кретин… Вот, дорогой мой! – Он протянул Керну газету. – Две страницы! Еженедельно две полные страницы! И это только в одной газете! Посмотрите на заголовки! Они так и кишат душевностью, добротой, товариществом, любовью, дружбой! Сущий рай! Эдем среди пустыни политики! Как все это оживляет и освежает душу! По крайней мере убеждаешься, что и в наше жалкое время еще есть хорошие люди. Я прямо-таки чувствую прилив бодрости…

Он отбросил газету.

– А почему бы не напечатать такое объявление: «Комендант концентрационного лагеря, глубоко душевная натура, с чувствительным сердцем…»?

– Он наверняка считает себя таким, – заметил Керн.

– Безусловно считает! Чем примитивнее человек, тем более высокого он о себе мнения. Как раз об этом и свидетельствуют все эти красноречивые объявления. Они порождены… – Марилл усмехнулся, – какой-то внутренней, я сказал бы, неукротимой силой слепой убежденности! А сомнения и терпимость присущи только подлинно культурному человеку. Из-за них-то он и гибнет всякий раз. Вековечный сизифов труд. Одно из самых сложных уравнений человеческого бытия.

– Господин Керн, к вам кто-то пришел, – неожиданно и возбужденно доложил вошедший мальчик-посыльный. – Похоже, что не из полиции!

Керн быстро встал:

– Хорошо, иду!

Он не сразу узнал этого жалкого пожилого человека. Ему почудилось, будто он видит нерезкое, расплывчатое изображение на матовом стекле фотоаппарата. Но постепенно облик гостя стал отчетливее, и он узнал знакомые черты.