Владимир Набоков - Стихи

Это наиболее ясная и законченная часть поэмы, но, пожалуй, и менее интересная, чем основная, «темная» ее часть. После переезда в Америку Набоков почти перестал писать по-русски. «…У меня с моей русской музой, – признавался он в дружеском письме, – тяжелые, трагические счеты, о которых идиоты, писавшие обо мне… не только не догадываются, но не имеют того аппарата, чтобы представить себе моих отношений с русской словесностью, – и те совершенно бредовые ощущения, которые возбуждает во мне практическая невозможность писать мои книги по-русски. <���…> Когда уж совсем невыносимо пучит, пытаюсь ответриться небольшими стихами» [80] Письмо В. Набокова Р. Гринбергу от 6 ноября 1953 г. // «Дребезжание моих ржавых русских струн…»: Из переписки Владимира и Веры Набоковых и Романа Гринберга (1940–1967) / Публ., предисл. и ком. Р. Янгирова // In Memoriam: Исторический сборник памяти А. И. Добкина. СПб.; Париж: Феникс-Athenaeum, 2000. С. 392. . В конце войны он написал несколько стихотворений, по характеристике самого автора, «откровенно гражданского пошиба» [81] Набоков Владимир . Стихи и комментарии. С. 85. , которые включил в сборник 1979 года. Стихи эти, «Каким бы полотном» (1944) и «О правителях» (1945), направлены против распространившихся в Америке, особенно среди либеральной интеллигенции, просоветских симпатий («…по какому-то странному совокуплению разнородных мыслей, военная слава России послужила для некоторых архибуржуазных кругов поводом к примирению с ее режимом» [82] Письмо Набокова Э. Уилсону от 5 апреля 1943 г. // The Nabokov-Wilson Letters. Correspondence Between Vladimir Nabokov and Edmund Wilson, 1941–1971 / Ed., annot. and with an introductory essay by Simon Karlinsky. New York: Harper and Row, 1979. P. 132. ). К этой публике раздраженный Набоков, чьи антисоветские взгляды были неколебимы, обращается стилизованно грубым, плакатным языком, что необходимо учитывать при оценке их поэтического качества. В случае со стихотворением «О правителях» выбранная для этой цели стилизация ритмики и строфики Маяковского (поэта, судьба которого должна была послужить поучением) довольно очевидна. Что касается второго стихотворения, «Каким бы полотном», то здесь следует иметь в виду, что оно было написано по просьбе С. Ю. Прегель, издательницы журнала «Новоселье» [83] См. письмо Набокова С. Ю. Прегель от 2 апреля 1943 г.: Из архива С. Ю. Прегель / Публ. Ю. Гаухман // Евреи в культуре русского Зарубежья. Иерусалим, 1995. Т. 4. С. 281. , который, по словам Набокова, «специализировался на этом патриотическом трепете», и представляло собой раздраженную и резкую отповедь в ответ на предложение сотрудничать [84] Набоков Владимир. Стихи и комментарии. С. 86. (потом этот текст, помимо воли Набокова и без указания его авторства, попал в печать в составе чужой политической статьи, что немало Набокова позабавило [85] См. наш комментарий к этому стихотворению в наст. изд. ).

Такого же внимательного учета контекста и прагматики поэтического высказывания требует известное стихотворение Набокова 1958 года «Какое сделал я дурное дело». Общее мнение современников-эмигрантов, сформулированное Г. П. Струве, заключалось в том, что это «гнусная» пародия на Пастернака [86] Письмо Г. П. Струве В.Ф. Маркову от 1 июля 1961 г. // «Ваш Глеб Струве». Письма Г. П. Струве к В. Ф. Маркову / Публ. Дж. Шерона // Новое литературное обозрение. 1995. № 12. С. 133–134. , написанная именно тогда, когда поэт в советской России подвергался травле за роман «Доктор Живаго», вынудившей его отказаться от Нобелевской премии, и опубликованная сразу после получения известия о смерти Пастернака. Эта точка зрения опиралась на известный в эмигрантской среде «анти-Пастернакизм» Набокова («…неуклюжая и грубая книга, мелодраматическая дрянь, фальшивая исторически, психологически и мистически, полная пошлейших приемчиков (совпадения, встречи, одинаковые ладонки)» [87] Письмо Набокова Р. Гринбергу от 21 сентября 1958 г. // Друзья, бабочки и монстры: Из переписки Владимира и Веры Набоковых и Романа Гринберга (1940–1967) / Публ., предисл. и ком. Р. Янгирова // Диаспора: Новые материалы. Вып. 1. СПб.; Париж: Феникс-Athenaeum, 2001. С. 524. Ср. также письмо Набокова Г. П. Струве от 3 июля 1959 г.: Владимир Набоков. Письма к Глебу Струве / Публ. Е. Б. Белодубровского // Звезда. 1999. № 4. С. 33. ), который многие приписывали зависти: роман Пастернака и «Лолита» Набокова, появившиеся почти одновременно, соперничали в 1958 году в списке мировых бестселлеров, что, естественно, способствовало их сравнению, чаще всего не в пользу Набокова [88] См. об этом в книге: Флейшман Л. С . Борис Пастернак и Нобелевская премия. М.: Азбуковник, 2013. С. 259, 473. Набоков, как и его жена, были уверены, что вся история с переправкой романа на Запад и его публикацией у итальянского издателя-коммуниста Фельтринелли – специально устроенная советская акция. «Коммунисты преуспели в пропихивании своей низкосортной стряпни в клуб „Лауреатов Нобелевской премии“, – записала Вера Набокова в дневнике, – посредством чистого притворства, будто оно „незаконно вывезено“ из СССР! Массовый психоз идиотов, предводимых прокоммунистически настроенными подлецами» (цит. по: Шифф С . Вера (Миссис Владимир Набоков). М.: Независимая газета, 2002. С. 78). Позже исследователи, напротив, старались отделить смысл стихотворения Набокова от его очевидного пастернаковского подтекста и выделить в нем автобиографически-интимный план; см.: Robert P. Hughes . Nabokov Reading Pasternak // Boris Pasternak and His Times. Selected papers from the Second International Symposium on Pasternak / Ed. by Lazar Fleishman. Berkeley: Berkeley Slavic Specialities, 1989. P. 154; D. Barton Johnson . Pasternak’s Zhivago and Nabokov’s Lolita // The Nabokovian. № 14 (Spring 1985). P. 22; Кац Б. А . «Exegi monumentum» Владимира Набокова: К прочтению стихотворения «Какое сделал я дурное дело…» // Литературное обозрение. 1999. № 2. С. 72–77. . Для понимания смысла этого стихотворения важна его датировка: Набоков написал его не 27 декабря 1959 года в Сан-Ремо, как он указывает в «Poems and Problems», а 26 февраля того же года, о чем свидетельствует сохранившаяся в его архиве (Berg Collection) карточка с автографом, то есть тогда, когда ему стихотворение Пастернака «Нобелевская премия», вероятно, было известно только в английском переводе. Перевод этот был напечатан английским журналистом Энтони Брауном, получившим автограф у Пастернака, в лондонской газете «Daily Mail» 11 февраля 1958 года (Браун привел также факсимиле автографа начальных строк каждой из четырех строф стихотворения) [89] История появления и публикации на Западе стихотворения Пастернака подробно прослежена в книге Л. С. Флейшмана «Борис Пастернак и Нобелевская премия». С. 319–416. . Русский текст этого получившего огромный отклик стихотворения не был известен вплоть до 21 февраля (когда он был помещен в нью-йоркской газете «Новое русское слово») – до этого русскоязычная пресса, обсуждая его, прибегала к обратным переводам, а сотрудник «Нового русского слова» Аргус даже попробовал реконструировать весь текст в обратном переводе, напечатав его в газете 18 февраля, а день спустя поместил там же плод аналогичной попытки, предпринятой Иваном Елагиным, считавшимся первым поэтом «второй» эмиграции. Можно предположить, что Набокова заинтересовало не столько собственно стихотворение Пастернака и не вызванное завистью сведе́ние литературных счетов, сколько литературная задачка того рода, какой ему всегда нравился (составление крестословиц, шахматных задач по ретроградному анализу и проч.) [90] Набокова забавляла и задача обратного перевода: в 1966 году, прочитав в «The New York Review of Books» французское двустишие «Cet animal est très méchant: / Quand on l’attaque, il se defend», он откликнулся письмом в редакцию, в котором предложил английский парафраз, весьма точный английский перевод с сохранением рифмы и очень, по его словам, точный русский перевод. Приведем только последний: «Животное сие – презлое существо: / Обороняется, коль трогают его» (The New York Review of Books. Vol. 12. January 20, 1966). . Он предложил не просто эмуляцию обратных переводов Аргуса и Ивана Елагина (а в «Poems and Problems» снабдил свой обратный русский перевод вдвойне обратным автопереводом на английский), но, со свойственной ему эгоцентричностью, присвоил отчасти им реконструированный текст Пастернака (3 и 4 строфы), сделав его текстом о своей «Лолите». То же самое он проделал в стихотворении 1972 года «Как любил я стихи Гумилева!», как будто бы процитировав, а на самом деле переиначив и присвоив строфу из текста Гумилева [91] См. наш комментарий к этому стихотворению в наст. изд. .