– Не понимаешь? – возразил он. – А зачем он заторопился выпустить Мак-Триггера? Ведь теперь вместо него придется повесить тебя.
Кент горько улыбнулся.
– Ты забываешь, – сказал он, – что Кардиган дал мне сроку только до завтрашнего вечера. Ну, может быть, еще до следующего дня. Следовательно, мне вовсе не придется болтаться на перекладине.
И он взял О’Коннора за руку.
– Видал ты, как караван отправился сегодня к Северу? – спросил он. – Вот бы и нам с тобой туда же, как и три годика тому назад!..
О’Коннор встал и высунулся в окошко, чтобы Кент не заметил, как ему к горлу подступили слезы. Затем он направился к двери.
– Еще увидимся, – сказал он, – и если узнаю о девушке что-нибудь, то расскажу.
Кент еще долго прислушивался к постепенно смолкавшему грохоту его тяжелых сапог.
Сгущавшийся мрак покрыл как вуалью ту реку, которая только незадолго перед этим отражала радостный солнечный свет на баржах и на загорелых лицах водников. И вместе с надвигавшимся мраком приближались раскаты грома.
В первый раз со времени своего признания Кент почувствовал себя одиноким. Он все еще не боялся смерти, но философия его заколебалась: как бы там ни было, а умирать одному было тяжело. Он чувствовал, что давление у него в груди все усиливалось и становилось значительно больше, чем час или два тому назад, и его вдруг стала страшить мысль о том, что «взрыв» может наступить в тот момент, когда не будет светить солнце. Он желал, чтобы к нему вернулся О’Коннор. Ему хотелось позвать к себе Кардигана. Он приветствовал бы сейчас даже появление патера Лайона. Но больше всего хотелось ему, чтобы в эти моменты отчаяния около него находилась женщина.
Он стал бороться с собой. Он вспомнил, что доктор Кардиган сказал ему, что наступят моменты глубокой подавленности, и прилагал все силы, чтобы не поддаться мрачному настроению: он старался думать об О’Конноре, таинственной девушке, о Кедсти, пытался представить себе Мак-Триггера ожидающим Кедсти в канцелярии, вообразить себе наружность девушки, с ее темными волосами и синими глазами, как описывал ее О’Коннор.
И вдруг разразилась гроза; полил потоками дождь. Вошел доктор Кардиган, чтобы запереть окно. Он задержался у Кента на полчаса, затем опять вышел, и вместо него стал время от времени навещать его юный Мерсер, один из его двух фельдшеров. Зашел на минутку и патер Лайон.
В десять часов вечера, когда уже прекратился дождь, к Кенту снова пришел доктор Кардиган. Кент заметил, что он теперь проявлял какую-то особую бдительность, которая показалась ему необычной. Четыре раза он приставлял к его груди стетоскоп, но когда Кент задал ему обычный вопрос, то Кардиган только покачал головой.
– Вам не хуже, Кент, – сказал он. – Я не думаю, чтобы эта штука случилась с вами сегодня ночью.
Несмотря на это заверение, Кент определенно заметил, что теперь в докторе Кардигане было беспокойство уже совсем другого рода, чем вчера и третьего дня. И ему показалось, что доктор старался этой профессиональной ложью успокоить его.
Спать ему вовсе не хотелось. К ночи небо окончательно прояснилось, и потому свет был притушен и окошко снова раскрыто настежь. Часы в соседней комнате пробили одиннадцать, и Кардиган вышел от него уже совсем. Кент подтянулся к окну, чтобы иметь возможность опереться о подоконник. Он любил ночь. Таинственное очарование тихих часов мрака, когда весь мир спит, никогда не переставало производить на него глубокое впечатление. Ночь и он были друзьями. Он постигал душой все ее тайны, и она казалась ему всегда еще более удивительной, чем день.
И эта ночь, которая открывалась сейчас перед ним по ту сторону окна, была великолепной. Гроза расчистила воздух, и казалось, будто золотые созвездия спустились поближе к земле и нависли над лесами. Луна была уже на ущербе, вставала поздно, и он следил за полосой света в том месте, где она должна была появиться, как она расширялась и поднималась все выше и выше. Глубокими вдохами впивал он в себя ночной воздух. Казалось, что в нем медленно стала зарождаться новая сила. Глаза и уши его были широко отверсты. Поселок у пристани уже спал, и лишь кое-где мерцали несколько тусклых огоньков. Время от времени до него доносился лай собак, окрик пастуха. У самого окошка, в ветвях сосны, похлопывали крыльями две совы. А затем вдруг послышались чьи-то шаги. Кто-то приближался прямо к окну. Кент пригляделся. Это оказался О’Коннор.
Читать дальше