Морис де Валеф - Казнь египетская

Обходя всю набережную, он принялся расспрашивать об Ио направо и налево.

В этот-то критический момент Рамзес, возвращавшийся с маневров, встретил его и снова возбудил его энергию, обещав заплатить полностью запрошенную за Ио цену.

Отныне дело касалось не рабыни сомнительной стоимости, а пятидесяти двух колец золотом, которые он поклялся вернуть.

– О Мелькарт! – глухо произнес он, целуя маленький цилиндр, сделанный из кристалла, прикрепленный к его ожерелью. – Клянусь обеими колоннами из позолоченного серебра и изумрудов, которые украшают вход в твой храм в Тире, я жертвую тебе десятую часть суммы, если ты мне поможешь получить ее всю!

Заинтересовав таким образом могущественного бога, более могущественного, конечно, чем слабые ахейские боги, которым ахеянка, вероятно, тоже поручила свою безопасность, он ушел, намереваясь обшарить все вертепы стовратных Фив.

Он был уверен, что Банизит, воспользовавшись невинностью Ио, затащила ее в какой-нибудь лупанар. Маленькая дикарка так глупа, что старуха сумеет ее обвести вокруг пальца.

«Вот награда за то, что я взял ее к себе! – думал он, совершенно забыв, что купил бедуинку в Мемфисе с тем, чтобы потом бросить ее на мостовой Фив, как только она выучит Ио языку египтян и таким образом увеличит ее стоимость. – Старуха уверила ее, что знает этот огромный город и найдет ей верное убежище. Она сказала, что, утомленный напрасными и дорогостоящими поисками, по всей вероятности, я вернусь к своим делам и уеду на родину».

При мысли о тайных мучениях, которым он предаст Банизит за ее верную службу, если удастся схватить обеих женщин, жестокая улыбка искривила его красные губы.

Он зашел в харчевню, чтобы там подкрепить свои силы. Здесь он присел на корточки перед низким и грубо сделанным столом, так что его колени почти касались подбородка.

Лавочка представляла не что иное, как узкий коридор, выходивший на улицу. Печь, вспыхивавшая в темноте, освещала закоптелый силуэт повара, совершенно голого, покрытого потом. Он то поворачивал гуся, надетого на вертел, то шевелил опахалом, чтобы раздуть пламя. Резкий запах аммиака уничтожал совершенно приятный аромат, исходивший от гуся, так как хозяин из экономии заменил топливо брикетом из помета, высушенного предварительно на солнце.

Финикиец очень ценил нежное мясо и потому сделал легкую гримасу, когда ему подали живность жирную и пережаренную, пропитанную резким запахом дыма. Хлеб, твердый как камень, царапал ему горло. Пиво прокисло.

Невзирая на все это, Агама ел с жадностью. Он очень жалел, что не мог зайти в лучшую таверну, потому что в этой нижней части города сгруппировались все публичные дома, которые он намеревался обыскать.

Пока он занимался омовением рук и рта из чаши с водой, он заметил очень веселого странствующего цирюльника, который без церемонии поставил на колени своего клиента, встреченного только что на пороге харчевни, и принялся подбривать ему череп своей бронзовой бритвой. Увидев платье Агамы, цирюльник испустил возглас удивления:

– А-а, человек в пурпуровой одежде, не тот ли ты самый финикийский купец, который прибыл только сегодня утром из Мемфиса?

– Я действительно тот самый купец. Что тебе от меня нужно?

– Ничего!.. Чего мог бы я ожидать от чужестранца, настолько лишенного вкуса, чтобы носить бороду и длинные волосы, тогда как он мог бы обриться и купить парик. У меня есть великолепный. Не хочешь ли приобрести по случаю? Прежний хозяин, старый писарь, не взял его с собой в саркофаг по той простой причине, что вдова была очень экономна и предпочла его продать. О чужестранец, купи его! Он мало ношен, всего только сто лет! Так как ты, кажется, богат, но настолько скуп, что приходишь есть с бедняками, то мой парик как раз то, что для тебя нужно.

Шутка была встречена громким взрывом хохота. Так как обитатели Фив не очень-то почитали финикийцев, а цирюльник был известен своими чудачествами, то возле него сразу образовался кружок.

Не отвечая, Агама перешагнул порог.

Пользуясь тем, что его широкие плечи пугали насмешников, он поспешил завернуть за угол улицы.

Еще не успев сделать тридцати шагов, он снова услышал голос цирюльника за своей спиной. Пират испугался преследования; он обернулся, готовый защищаться.

Человек догонял его бегом. Туника его, сделанная из кожи, открывала голые ноги, худые как у обезьяны. Агама поспешно схватился за кинжал, скрытый под одеждой.

Маленький цирюльник на этот раз был один и должен был дорого поплатиться за свои насмешки.