Мариам Ибрагимова - Тебе, мой сын. Роман-завещание

Однажды после окончания уборочных работ один из сезонных рабочих спросил у хозяина, почему тот своему подручному рабочему установил плату вдвое больше, чем ему, сезонному.

– А погляди на дорогу, едет обоз, пойди узнай, что за люди, – подумав, ответил Хабибулла.

– Купчишки из Одессы, едут в Екатеринодар, – сказал, вернувшись, парень.

– Что везут? – спросил хозяин.

– Не знаю, – ответил рабочий.

– Пойди спроси.

Парень побежал и, узнав, ответил:

– Соль везут.

– Почём пуд? – спросил хозяин.

– Не знаю, – ответил работник.

– Так пойди узнай.

Рабочий побежал и, возвратившись, сообщил:

– Руль за пуд просят.

Тогда Хабибулла кликнул подручного, которому платил вдвое больше за рабочий день, и сказал ему:

– Вон обоз, догони, узнай, что за люди.

Подручный сбегал и, быстро вернувшись, доложил:

– Купцы из Одессы, везут в Екатеринодар соль для продажи, за пуд положили рубль.

И Хабибулла, обратившись к недовольному оплатой сезонному рабочему сказал:

– Теперь ты понял, почему я плачу подручному вдвое больше?

Через несколько дней после приезда Хабибулла повёз обоих парней в станицу Челбасскую. Там он снял, заплатив за полгода вперёд, помещение, в котором они должны были открыть свою мастерскую и там же жить. Велев оставить инструменты, Хабибулла повёз земляков обратно к себе на хутор. Зная, что оба неплохие косари, попросил помочь заготовить сена скоту на зиму.

Когда заканчивались работы в поле, в городах устраивались шумные ярмарки – с танцами под духовые оркестры, с различными аттракционами. Когда духовой оркестр заиграл лезгинку, приехавшие на ярмарку горцы не удержались, вихрем ворвались в круг и под восторженные возгласы и хлопанье в ладоши молодых казаков и казачек закружились в искромётном танце, зажигая весёлым азартом взоры глядящих на них девчат.

– Вот за того, черноусого я бы пошла замуж, – сказала одна русоволосая казачка, прижимаясь к стайке теснившихся впереди подружек.

– Ой, Паша, да как можно, он же бусурман, – ойкнула вторая.

Поздней осенью оба брата, Ибрагим и Мудун, вернувшись в Челбасскую, были возмущены, узнав, что хозяин, у которого Хабибулла снял для них часть дома под жильё и мастерскую, без всякого к тому повода выбросил на улицу чуть ли не все их пожитки.

Молодая казачка из соседнего дома, увидев действия сумасбродного старика, сурово насупила брови.

– Да как тебе не стыдно? Они уплатили вперёд за полгода, ничем тебя не стеснив, не обидев, а ты выбрасываешь их вещи. Ты – бесстыжий забулдыга, а не казак. А если вернутся, что будет?

Её мать, Елена Васильевна, приказала снести все пожитки горцев в сарай.

Когда дагестанцы вернулись, старший, Ибрагим, спокойно спросил старика:

– Может, тебе эта халупа для чего-нибудь другого понадобилась?

– Мой дом, чего хочу, то и делаю, – помолчав немного, ответил подвыпивший старик.

– Жить среди людей и делать чего хочу нельзя. Надо считаться с обычаями, утверждёнными правами и законами совести тех, среди кого живёшь. К твоему счастью, наш народ почтительно относится к старости. А то, что нами уплачено, прими как милостыню.

Пока парни выясняли отношения со старым казаком, дочь соседей Гаврей, удивлённо смотрела на черноусого плясуна, за которого, как она сказала, не задумываясь пошла бы замуж.

Её братья – Василий, Иван и Леонтий – пригласили горцев в дом, угостили чаем и в тот же день нашли Ибрагиму и Мудуну другое помещение для мастерской и жилья. Кавказцы сразу взялись за дело. К их мастерской потянулись казаки и казачки за всякими нуждами: кому запаять или полудить, кому починить медный казан, примус, ковшик или таз, вёдра, самовары.

Вечерами станичная молодёжь собиралась у дома Гаврей. Василий и Леонтий считались лучшими гармонистами в станице. Ибрагим и Мудун тоже присоединялись к станичной молодёжи. Василий вскоре специально выучил мотив лезгинки, чтобы станичные девчата и парни могли не только любоваться исполнением задорного кавказского танца, а и сами выходили в круг. Среди зрителей можно было увидеть и самого атамана Чубаря со старыми казаками. Трезвые, рассудительные, степенные горцы быстро заслужили уважение станичников.

А в сердце Паши разгоралась настоящая любовь. Вначале она старалась избегать Ибрагима и вроде не обращала на него внимания, как и он тянулся к ней, но вскоре всем стало ясно, что Ибрагим и Паша неравнодушны друг к другу. Братья Гаври ничего не имели против горца, так же как и мать с отцом.