Игорь Литвиненко - Ритуальные принадлежности

– Все понятно, чего ты кричишь? – тихим голосом проговорила Нина Петровна. – Я как раз хочу предложить нормальный выход из положения.

– Давай, давай, предлагай, – проворчал Федор Васильевич и двумя глотками выпил остывший чай.

– Как ты придумал, так мы и сделаем. Погуляем в парке, посмотрим кино.

– Ура! – обрадовался Дениска.

Мать строго глянула на него. Помолчала.

– Только один билет придется все же продать, – сказала она твердо. – Потому что Алена обязательно должна идти на кружок, она уже не первый раз пропускает занятия. Это все-таки домоводство, а не какое-нибудь там… развлечение. Ей в жизни пригодится, она девочка, надо же реально на вещи смотреть… А Маргарите я позвоню и скажу, что мы с Денисом придем, но задержимся. Вот и всё, – она улыбнулась Таисье Макаровне, и той стало немного легче от этого.

Оказалось, что в парке уже закрылся летний сезон. Карусели, качели, автодром, комната смеха – всё было под замком. Только колесо обозрения тихо крутилось и поскрипывало. У калитки аттракциона скучал под грибком старик билетер в мятой шляпе. Желающих прокатиться на колесе находилось немного, должно быть поэтому старик был сердитый.

На самом верху у Таисьи Макаровны закружилась голова. Она крепко держала под руку сына и почти не понимала, что он ей говорит, кивала и улыбалась, рассеянно глядя вниз, где лежало море домов, струились улицы, широко изгибалась темная лента реки.

– Бабушка, бабушка! – кричал Дениска. – Вон, смотрите, наш дом!

– А вон за рекой трубы дымят, – Федор Васильевич вытянул руку. – Видите, мама? Это мой завод…

Они побродили немного по парку, спустились к реке. Здесь было прохладно, дул ветер. На пустующем пляже сидел у воды одинокий рыбак. Дениска убежал вперед, потом вернулся бегом и сообщил с восторгом:

– У него рыба поймалась! Вот такая огромная, целый сом! Таисья Макаровна улыбалась, глядя на внука.

Встретилась телефонная будка, Нина Петровна вошла в нее, чтобы позвонить портнихе.

– Вот доживем до лета, – рассказывал матери Федор Васильевич. – Летом у нас тут хорошо… Сядем на катер, поедем куда-нибудь загорать. Денис нынче так хорошо плавать научился, прямо хоть куда!

– Ага, – загордился Дениска. – Я теперь никогда не утону!

– Что ты, бог с тобой, – сказала старуха, а Федор Васильевич рассмеялся, ухватил сына под мышки и поднял над головой.

Нина Петровна вышла из телефонной будки и развела руками.

– Не получается, – вздохнула она. – Придется вам и наши билеты продать.

– Никаких! – ответил сердито Федор Васильевич. – Что еще опять за новости?

– Да она так на меня наорала, что я прямо не знаю… Не надо мне, говорит, таких клиентов, которые вовремя на примерку не ходят. Ваш материал, говорит, я вам по почте пришлю, бандеролью. Ищите себе другую портниху. Представляешь?

– И черт с ней! – возмутился Федор Васильевич. – Подумаешь тоже, портниха! Найдем и другую!

– Федя, ну что ты говоришь. Попробуй такую найди… Я собиралась ей еще пальто зимнее заказать для Аленки. И тебе новый костюм пора шить, ты же знаешь… Нет уж, мы с Денисом пойдем. Вы извините, Таисья Макаровна, что так получилось.

– Ну мама, ну я не хочу, – захныкал Дениска и отбежал за спину старухи.

– Не надо, не обижайся на маму, – сказала ему Таисья Макаровна. – Федя, пусть они идут, если так надо. Что ж теперь делать…

Нина Петровна схватила за руку сына, потянула за собой. Они удалялись по набережной. Дениска оглядывался на каждом шагу, потом вырвал свою руку и пошел рядом с матерью, опустив голову. Он, наверное, плакал сейчас, и старуха горько вздохнула, глядя вслед уходящему внуку.

Федор Васильевич отвернулся и закурил папиросу.

Вдвоем они дошли до конца набережной, повернули обратно. Солнце поднялось выше, ветер немного утих, стало теплее. Таисья Макаровна расстегнула на пальто верхнюю пуговицу. Вода в реке была по-осеннему темная и холодная, но яркое солнце отражалось в ней и горячо слепило глаза. Большой теплоход погудел, медленно отошел от причала. На палубе стояли вдоль борта улыбающиеся люди и махали руками, прощаясь с кем-то на берегу. Федор Васильевич, заложив руки за спину, шел по набережной и молчал. Старухе тоже было неловко. Она винила себя, не понимая за что.

– Ну ладно, – сказал Федор Васильевич и бросил в урну окурок. – Пойдемте, мама. Уже через двадцать минут начало сеанса, а нам еще надо три билета продать.

Таисья Макаровна остановилась.