Владимир Курочкин - Избранное (сборник)

Они бежали в пургу. Бежали в эту слепящую белую муть. Там было их спасение. Ветер ударил, испытывая их силы. И пурга приняла их. Она встряхнула свои холодные мокрые крылья.

Прикрыла и, прошумев, промчалась над ними, навстречу их врагам.

Они бежали уже несколько часов. След заметало. Они ушли от домиков в сторону, вслепую. Потом свернули, чтобы сделать большой крюк. Вернуться на базу прежним путем было невозможно. Василий не отставал от нарт. Он советовал Никите отдохнуть, прикорнуть за неподвижной спиной каюра. Но Никита только раздражался.

– Уйди, уйди ты от меня. Иди к людям. Бойцов бодри, а не меня, – сердился он.

Они остановились, когда стемнело. Справа и слева чернели какие-то скальные приземистые горы. И опять вплотную подступал лес. Каюр соскочил и пошел к оленям. Он оглядывался и из-под мехового капюшона принюхивался коротким носом к горам.

Никита попросил Василия достать карту. Он осветил ее электрическим фонариком.

– Эй, исянтя [4]! Поди-ка сюда, – позвал он каюра.

Тот подошел – плоский в своих меховых одеждах. Уставился широко расставленными, запавшими глазами в карту.

– Что, санокаа? Это не урочище ли Сальмивуори? – ткнул Никита в карту и показал вокруг себя на горы и лес.

– Ламмиттее надо… Медсуу надо… Тохтори, – сказал каюр глухим голосом, растягивая слова и очень часто мигая ресницами.

– Насчет доктора – потом. Завтра. А сейчас насчет урочища, как думаешь?

– Вуориасола?.. Да, да, ранналла… Тохтори…

– Ну и дали мне проводника. Ни черта у него не поймешь. Русского языка не знает. По словарю тоже ничего не выходит. Болтает, наверное, на каком-нибудь лаопарском наречии…

– А местность-то знает? – спросил Василий.

– Это-то знает… Ладно. Будем здесь ночевать. Завтра посмотрим.

Они ночевали в урочище, укрывшись плащ-палатками. С утра продолжали свой бег. Каюр заставил сделать еще одну петлю. Он долго перед этим принюхивался и приглядывался к местности. Потом сказал:

– Ехать нет сууоран… – и показал, как ребенок, пальцами выстрел и еще провел рукой по горлу и сказал: – Пуукко!..

Он обвел всех строгими запавшими глазами. На левой стороне его капюшона виднелась в меху красноармейская звездочка.

Лыжники послушались. Ехали целый день и опять заночевали в лесу. Под утро Василия разбудил чей-то шепот. Это был Никита. Он звал его. Было еще темно, а в палатке особенно. Они вечером спилили елку и устроили себе прикрытие. Василий зажег электрический фонарик.

– Слушай, – сказал Никита. У него блестели глаза, и губы были сухие и шершавые. – У меня есть к тебе дело. Очень серьезное дело.

– Еовори, говори, – сказал Василий, – пить дать?

– Да не лезь ты с пустяками, – покривился Никита.

– Что же тогда?

– Отруби мне руку.

– Даты что?! Ты бредишь, Никитка…

– Успокойся. Возьми себя в руки и слушай. У меня начинается гангрена. Или ты очень уж перетянул жгут, или пуля разорвала сосуды. Я чувствую – началось омертвление. Вот посмотри.

– Ты ошибаешься, – сказал Василий и подполз ближе. Он пощупал раненую руку, холодные ее пальцы, увидел их – бледные, с синеватой каймой ногтей и не поверил. – Ты определенно ошибаешься.

– Да что ты дурака валяешь! Я ошибаюсь… Да я всю ночь чувствовал это. Сначала у меня горел только локоть. Теперь у меня горит уже плечо. Днем я весь буду гореть. И сгорю, сгорю дотла…

– Не могу… Я довезу тебя. До лекпома. Домчу. Мы все будем торопиться… А это… не могу. Ты ошибаешься.

– Трус ты. Слякоть… вот уж не ожидал.

– Я себе могу отрубить. А тебе не стану. Ты ошибаешься, ошибаешься!.. Ты – и вдруг без руки?

– Пойми: она все равно у меня пропала.

– Не могу… Пальцы не возьмут ножа.

– До лекпома еще километров шестьдесят осталось. А может быть, и больше. К тому времени я подохну. Пойми: подохну!.. Ты знаешь, что такое гангрена?

– Не верю… ошибаешься.

– Она – как удав. Заглатывает кусками. Руку. Ногу. И еще дальше. Еще больше… А я жить хочу.

– Я спасу тебя!

– Ты спасешь? Да ты слякоть. Самая гадкая слякоть. Жалко, что я раньше не знал…

– Молчи. Я не слякоть. Ты ничего не понимаешь. Ты просто ничего смыслишь… Давай я сделаю.

– Слякоть, слякоть. Мелкий человек.

– Что ты ругаешься? Я согласен.

– Ты довел меня. Я готовился. Всю ночь. Собрал все нервы. А ты мямлил. Мямлил… Теперь уже я не выдержу. Вот что ты наделал.

– Я постараюсь. Осторожно. Одним махом. Ты и не почувствуешь.

– Нет, нет. К черту… Постой. Там есть у меня спирт. Дай.