Потребности же выяснить истину наш горе-историк не чувствовал.
И вдруг, почувствовав эту самую потребность, приступил к сбору материалов и в одночасье решил проблемы, связанные с Шамилём, прошлым и настоящим Кавказа, которые с трудом удавалось в течение десятилетий решать маститым знатокам истории.
Судя по сумбурному изложению хрестоматийных истин, выдумкам и отсебятине, невольно задаюсь вопросом: на что рассчитывал автор? Где соответствие названию статьи? В чём заключается желание лидеров быть выше Кавказских гор? И как можно, «кратко обрисовав Дагестан и Чечню дошамилёвских времён, представить весь Северный Кавказ»? Этой последней фразой Ольховский лишний раз подтвердил свою склонность к изложению «исторической халтуры».
Если автор ставит перед собой задачу осветить какой-либо исторический вопрос, спрашивается, зачем ему бесконечными отступлениями то в древность, то в Средние века и современные события смешивать, как говорится, «божий дар с яичницей».
При чём тут анты, жившие на Кавказе в I–III веках, «которые отступили на Север под натиском готов»? И зачем целую страницу посвящать жестоким нравам и беззакониям кумыкских феодалов, сдувая пыль со школьных учебников?
Разве русские феодалы, в отличие от прочих, были более гуманны, мягкосердечны и не чинили расправу подвластным? Удивительно также и стремление автора задеть какой-нибудь народ в ходе повествования. Из каких источников, например, им взят факт набегов калмыков на кумыкские земли? Автор отмечает, что в 1861 году в Дагестане было 1628 мечетей и современник Шамиля учёный Абдурахман писал, что «у муллы доходов много, а дел мало».
Здесь надо сказать, что в отличие от христианских монастырей мечетям не выделялись земельные наделы и доходы, согласно установкам законодательной части Корана, составляли пожертвования от состоятельной части населения. А что касается дел, то у мусульманских служителей культа их было не меньше, чем у христианских, если судить по строго установленному обряду совершения вместе с прихожанами пятикратной молитвы в день.
Чувство справедливого негодования могут породить у кавказцев наглые, рассчитанные на возмущение народов провокационные высказывания о государственности и культуре горцев. Ольховский, одолеваемый бредовыми выдумками, пишет: «То, что никто из народа, включая большинство священнослужителей, читать не умел, – известно всем. Ни азбуки, ни грамматики не было». Да будет известно, что государственность у народов Кавказа и Закавказья сложилась задолго до возникновения Русского государства. Каждый мулла был человеком грамотным, хотя бы потому, что обязательно занимался обучением детей грамоте. А высокая нравственность и культура горцев Кавказа была известна со времён, когда предки Ольховского одевались в звериные шкуры, жили в мазанках вместе с поросятами, телятами и хлебали лаптем щи.
Достаточно сказать, что до возникновения мюридизма в Дагестане были учёные, окончившие университеты в Стамбуле, Анкаре, Тегеране, владевшие турецким, арабским и фарси. Общеизвестно, что библиотека имама Шамиля состояла из сорока огромных вьюков, которые укладывались на спины лошадей и ослов при отступлениях. И как же можно выставлять благодетелем народов гор Ермолова – самого свирепого из русских наместников, которого осуждали за зуботычины и избиение денщиков и ординарцев Пушкин, Раевский, Грибоедов, знавшие его. Чтобы не быть голословной, приведу выписки из сборника службы на Кавказе Семёна Исадзе.
В трудное для России время, когда персы, гонимые чумой, подходили к Тифлису, незаменимую услугу русскому правительству оказали те же ханы и властители (разумеется, дагестанские). «С этими-то ханами Ермолов обращался грубо и в переписке с ними не находил других выражений, кроме площадной брани, полагая, что таким способом можно держать население в постоянном страхе. Он поставил себе за правило: уничтожать в крае всякую нерусскую национальность».
«Он поколебал права собственности высшего мусульманского сословия в «Положении об агалларах», чем возбудил непримиримую вражду и недоверие влиятельного класса против правительства» (Семён Исадзе, т. 1, стр. 34–35).
В тиранических действиях Ильбис-Ярмули (дьявола), в диктате Ермолова поражённые в гражданских и религиозных нравах горцы, и в особенности духовенство, увидели посягательство на изменение коренных догматов их религии, начинали волноваться и призывать народ к газавату. Как же может объективный историк наделять свирепого покорителя горцев несвойственными деспоту качествами великого добродетеля? Откуда черпал Ольховский сведения о том, что циничный, плохо воспитанный Ермолов дал толчок развитию городской культуры?
Читать дальше