Джон Голсуорси - Первые и последние

И все же… этот несчастный, которого повесят ни за что! От этого не уйти! Но он же бродяга, ограбивший труп. Разве более справедливо было бы осудить Ларри? Убить негодяя, который ударил тебя, убить случайно, потому только, что твои руки оказались у него на горле на несколько секунд дольше, – так ли велика эта вина? Можно ли ее даже сравнить с преднамеренным ограблением мертвого?

У тех людей, для которых успех превыше всего, преклонение перед порядком, правосудием, перед установленным фактом часто идет рука об руку с иезуитством.

В узком проходе, ведущем к его дверям, Кита окликнул приятель: «Браво, Даррант! Вы здорово выпутались, поздравляю!» «Меня поздравляют», – с горькой усмешкой подумал Кит.

Улучив момент, он поспешил обратно, нанял на Стрэнде кеб и приказал везти себя до поворота на Борроу-стрит.

Дверь открыла Ванда и удивленно всплеснула руками при виде его. В черной юбке и бледно-розовой блузке из мягкой материи она казалась Киту какой-то новой. Ее полная, немного длинная шея была обнажена, короткие каштановые волосы вились у затылка; Кит с неудовольствием заметил золотые серьги у нее в ушах. Глаза ее, черневшие на бледном лице, казалось, вопрошали и молили одновременно.

– А мой брат?

– Он еще не вернулся, сэр.

– Вы не знаете, где он?

– Нет.

– Он живет здесь, у вас?

– Да.

– Значит, вы его все еще так любите?

Она молча сжала руки на груди, как человек, который не в силах словами выразить свои чувства.

– Понятно, – сказал Кит.

Он испытывал сложное чувство – жалость, смешанную с легким чувственным влечением, – такое же, как и в первое их свидание, и тогда, когда в щелку между занавесками он видел ее, стоявшую на коленях посреди комнаты. Подойдя к камину, он спросил:

– Вы мне разрешите подождать его?

– Разумеется! Пожалуйста, присядьте.

Кит отрицательно покачал головой. Она спросила, задыхаясь:

– Вы не уведете его от меня? Одна я умру.

Кит круто повернулся к ней.

– Я как раз и не хочу, чтобы его отняли у вас! Я хочу помочь вам сохранить его. Готовы вы уехать в любой день, когда это потребуется?

– О да, конечно!

– А он?

Она отвечала почти шепотом:

– Да. Но тот несчастный…

– Тот несчастный – просто кладбищенский вор, гиена; что о нем говорить!

Кит был сам удивлен резкостью своего тона.

– Мне жаль его, – вздохнула Ванда. – Может, он голодал. Я знаю, что такое голод, – приходится делать то, чего не хочешь. Или, может быть, у него нет близких. Когда человеку некого любить, он может стать очень плохим. Я часто думаю о нем… как он там, в тюрьме.

Кит процедил сквозь зубы:

– А Лоренс?

– Мы никогда не говорим с ним об этом. Мы боимся.

– Значит, он не сказал вам, что уже был суд?

Она широко открыла глаза.

– Суд? Нет, не говорил. Вот почему он вчера вечером был такой странный. А утром рано встал. Суд… закончился?

– Да.

– Что они постановили?

– Виновен.

На секунду Киту показалось, что Ванда теряет сознание: она закрыла глаза, покачнулась. Он шагнул вперед, взял ее за плечи.

– Послушайте! – заговорил он. – Помогите мне, не спускайте глаз с Лоренса. Надо выиграть время. Я узнаю, что они намерены делать. Они не могут его повесить. Мне нужно время, слышите? Вы должны помешать Лоренсу отдаться в руки полиции.

Кит все еще держал ее за плечи, впиваясь сквозь бархат пальцами в нежное тело, а она стояла и смотрела ему в лицо.

– Вы меня поняли?

– Да… Но если он уже был там?

Кит чувствовал, что она вся дрожит. В голове вдруг пронеслась мысль: «Боже! А если нагрянет полиция и застанет меня здесь? Что, если Ларри уже у них в руках? Что, если тот полисмен, который ночью, после убийства, видел меня, снова обнаружит меня здесь, сразу после приговора!» Он сказал почти свирепо:

– Могу я надеяться, что вы будете следить за Ларри? Отвечайте быстро!

Прижав руки к груди, она отвечала покорно:

– Я попытаюсь.

– Если он не сделал еще этого, следите за ним в оба глаза. Никуда не пускайте одного. Я приду завтра рано утром. Вы католичка, не так ли? Поклянитесь же, что ничего не позволите ему сделать, пока я не приду.

Она молчала, глядя мимо него на дверь: Кит услышал, как в замке щелкнул ключ. Вошел Ларри, держа в руках большой букет красных лилий и белых нарциссов. Лицо у него было бледное, осунувшееся.

– Алло, Кит! – тихо произнес он.

Ванда не сводила глаз с Ларри, и Кит, глядя то на нее, то на брата, понял, что сейчас, как никогда, от него требуется осторожность.