Александр Володин
Происшествие, которого никто не заметил
Но сначала – пятнадцать женских портретов.
Женщина, которая смеется,
и которая задумалась,
и которая устала,
и еще, еще —
пятнадцать женских портретов,
в тишине.
Почему пятнадцать?
Можно девять или семнадцать: но такие, чтобы на них можно было смотреть с удивлением.
Мать была больна.
Она не привыкла болеть, поэтому испугалась и думала, что теперь уже никогда не встанет. Волосы ее, непричесанные, лежали на подушке, смотрела она виновато. Она должна бы сама ухаживать за дочерью и помогать ей, но вот вместо этого лежит и нуждается в заботе.
Дочери уже года двадцать три, хотя выглядит она моложе, потому что худенькая и смотрит еще невзросло. Она все время неопределенно улыбается, а кому – неизвестно, тому, кто случайно на нее посмотрит. Она некрасива – вот в чем дело. Зовут ее Настя.
Мать смотрит на нее и тоже улыбается и молчит. О том, что давно уже томит ее сердце, она говорить не может – дочь стесняется, не любит эти разговоры. Но если сейчас об этом не поговорить, то – когда? И она решается. Но начинает издалека:
– Ну, как там Валя?.. Все гуляет с мальчиками? – слабо спросила она.
Настя обрадовалась, что мать проявила интерес к легкомысленным вопросам жизни, и оживилась:
– У нее уже новый! Познакомилась просто в магазине. Я говорю ей: «Откуда ты знаешь, может, он бандит какой-нибудь!» А она мне говорит: «Ну да, он мне паспорт показал».
Мать хотела укоризненно покачать головой, но на подушке это получилось так жалко, что Настя испугалась:
– Мама…
Но мать прикрыла глаза в знак того, что все в порядке, собралась с силами и сказала:
– Кто знает… Вот так поищет, поищет кого-нибудь и найдет.
– Дай бог.
– Вот Катя – нашла?
Настя рассмеялась:
– Так она просто помешалась, в буквальном смысле слова! Сегодня позвонила мужу на работу, сказала, что он нехороший. Потом хотела позвонить и сказать, что он хороший, но все боялась и целый день плакала.
Мать возразила:
– Ну и что, а бывает так, что, наоборот, он больше любит, чем она…
– Конечно, бывает, – сразу согласилась Настя. – Хотя при существующей диспропорции – редко. Я только один случай знаю, это наша Нина Сергеевна.
Мать лежала с закрытыми глазами, и Настя подумала, что она заснула. Девушка посидела тихо, глядя в бледное лицо больной, и хотела было подняться, но мать, не открывая глаз, сказала:
– У тебя характер легкий, и весь вид у тебя получше…
Дочь насмешливо поджала губы и покивала головой. Но мать все лежала, не открывая глаз, и не видела, как она насмешливо покивала головой.
– Мама, я же просила, не надо об этом говорить… Есть такие, которые уже даже были замужем, разошлись и теперь ни за что не выйдут.
– Есть, – согласилась мать. – А все равно скажут, что их никто не берет.
– А кто скажет?..
Больная долго молчала: может быть, не было сил, может быть, не хотела больше раздражать дочь. Все же спросила:
– Что уж, и счастливых семей нет?..
– Почему, есть. Одна на тысячу!
– Вот у тебя и будет такая. Что же ты заранее отказываешься?
– Думаешь, у меня нет никого знакомых? – спросила Настя. – У меня есть. Правда, я не стану знакомиться прямо в магазине, как Валька это делает. Если бы я только захотела…
– Что же тогда все время дома сидишь? Гуляй, встречайся…
– Куда же я пойду, когда ты лежишь!
– Мне ты не нужна. Постучу в стенку – зайдет тетя Оля. Помнишь, ты рассказывала, что познакомилась с мальчиком? Погуляй пойди с ним, хочешь, приведи сюда. Вы посидите, а я полежу. И мне будет веселей…
Мать сказала это как бы между прочим, но Настя поняла, как это ей было нужно, чтобы сюда пришел хоть кто-нибудь и чтобы они посидели здесь, на глазах.
Она встала, надела пальто.
– Пойду позвоню.
– Монетка там, – показала глазами мать.
Настя взяла с этажерки монетку.
Мать смотрела на нее беспокойно.
Настя причесалась и немножко подвела губы. Потом она достала туфли на высоких каблуках, постояла в них, что-то соображая, сняла и надела старые, уличные.
– Может быть, его еще нет дома, тогда я сразу и приду.
– Придешь, придешь, – согласилась мать и вздохнула. Настя вышла на улицу.
Это был тот час, когда рабочий день уже кончился, а вечер еще не начался. Все торопятся, и мало кто смотрит в лица встречных. Этот час словно и сам сознает свое служебное подчиненное значение и торопится пройти. Только небо по незнанию распорядка дня именно в это время в Ленинграде тихо и сумрачно пламенеет – непонятно для кого.
Читать дальше