Александр Володин: Идеалистка

Александр ВОЛОДИН

Идеалистка

Она сидит за своим столиком и, немного стесняясь, рассказывает:

- Наша библиотека ведет свою родословную с тысяча девятьсот двадцать шестого года. Тогда мы находились неподалеку отсюда, в маленькой старой церкви. Впрочем, библиотека - это было только название. Мне дали церковный ключ. Когда я вошла туда впервые, книги были свалены так, что не открыть дверей. Ни каталога, ни формуляров, ничего.

Но я хотела рассказать о наших читателях. Многие ходят к нам в течение долгих лет. Они теряли книжки, вносили штраф, забывали нашу библиотеку, но потом записывались снова. Такие, например, как Евсеева, Гурфинкель, Боровко - это гордость нашей библиотеки. Некоторые из вас, возможно, слышали про Сергея Николаевича Баклажанова, он профессор, крупный ученый, его статьи печатались в "Известиях" (Скромно.) Тоже наш читатель. Когда-то он был для меня просто Сережа Баклажанов.

Как только я открыла библиотеку, первыми пришли, сверкая бежевыми чулками, две молодые нэпманши и взяли Олилера Кервуда и Ги де Мопассана. Вслед за ними явился он.

Входит Баклажанов.

- Можно записаться?

- Почему же нет? Заполните формуляр, только аккуратно.

Баклажанов заполняет формуляр.

- Социальное происхождение - служащий, социальное положение учащийся... Это был первый вузовец в стенах нашей библиотеки. (Поглядывая на Баклажанова.) К вузовцам у меня было двойственное отношение. С одной стороны, я их уважала, но в то же время именно среди них тогда встречались упадничество, моральная распущенность. Надо сознаться, Баклажанов подтвердил мои опасения.

- Лев Гумилевский, "Собачий переулок" есть?

- Нет.

- Пантелеймон Романов есть, "Без черемухи"?

- Этого рассказа у нас нет.

- Сергей Малашкин, "Луна с правой стороны"?

- Тоже нет.

- "Марию Магдалину" тогда я уж не спрашиваю.

- И правильно делаете.

- Что же у вас тогда есть?

- Если вас интересует литература только такого рода, то должна вас разочаровать.

- Какого же это рода?

- Прежде всего - примитивная в художественном отношении.

- Во всяком случае, здесь решаются самые больные вопросы нашей жизни. Все эти вывихи, разложение - почему мы должны об этом молчать? Это критикобоязнь.

- А может быть, вас в этих книгах интересует не критика, а совсем другое? Двусмысленные любовные описания?..

Библиотекарша сказала это просто, мягко, и Баклажанов немного смутился.

- Это естественная потребность разобраться в ряде проблем без обывательского лицемерия.

- Теория "стакана воды"?

- Да, я считаю, что при коммунизме удовлетворить потребность в любви будет так же просто, как выпить стакан воды. Это сэкономит гигантское количество эмоциональной энергии.

- И все-таки это будет происходить не так, как вы ceбе представляете.

- Откуда вам известно, как я это себе представляю?

Библиотекарша махнула рукой.

- А все-таки! А все-таки!.. Она все же решила вступить в спор.

- Значит, вы утверждаете, что любви нет? А есть физиологическое явление природы?

- Да, я утверждаю.

- Ну и утверждайте. Выбрали книги?

- А вы что утверждаете? Что вы утверждаете?

- Не кричите, здесь библиотека.

- Я высказал свою точку зрения, а вы уклонились. Почему?

- Потому что мне надоело.

- Это не довод.

- Если бы все это говорил какой-нибудь донжуан, было бы, еще понятно. Когда это говорите вы - мне только смешно.

- Это тоже не довод.

- Я знаю, что сейчас модно быть грубым и распущенным.. Ну что же, я буду немодная. Я знаю, как некоторые легко сходятся на неделю и как они смеются над теми, кто в любви ищет чего-то большего.

- Чего-то нет, чего-то жаль, чего-то сердце мчится вдаль. Чистейшей воды идеализм.

- Пускай идеализм.

Баклажанов обрадовался, расхохотался, указывая на нее пальцем, присел.

- Ага!

- Что?

- Значит, ты идеалистка? Да?

- Почему?

- Ты сама сказала! Ищешь чего-то большего, потустороннего? Говори, ищешь? Или не ищешь? Ищешь или не ищешь?

- Ищу!

- Нашла?

- Нашла!

- Ого! Ага! Ха-ха!.. Ладно, прощаю... Значит, книжек нет?

- Нет.

- Библиотечка!

- Какая есть.

- Формуляр оставьте на память.

Он уходит напевая. Библиотекарша осталась одна и снова обратилась к зрителям.

- Я могла бы тоже разувериться во всем. У меня было для этого больше оснований. В то время я уже носила в ясли дочку. А ее отца послали на посевную, он остался работать в деревне и вскоре даже перестал нам писать.