Элизабет Джейн Говард - Смятение

– Правда?

– Конечно, он мог бы вложить это в мысли Гамлету, а не кому-то вроде Просперо… он дал бы ему узнать, если б сам знал.

– Хотя… Шекспир верил в ад, – заметила Полли. – А признавать одно без другого – это уж чересчур.

Однако Клэри вдохновенно произнесла:

– Он попросту угождал модным взглядам. По-моему, ад – это всего лишь политический способ заставить людей делать то, что нужно тебе.

– Клэри, в это верило множество вполне серьезных людей.

– Люди могут быть серьезными и ошибаться.

– Наверное. – Полли показалось, что несколько минут назад разговор свернул не туда.

– В любом случае, – сказала Клэри, протаскивая довольно беззубую расческу через волосы, – Шекспир, видимо, все же верил в царствие небесное. Как быть с этим? «Спокойной ночи, милый принц, и с пеньем ангелы тебя возносят к твоему покою»… [6] Прощальные слова Горацио («Гамлет», акт V, сцена 2). эта несносная Джули все волосы мне патокой избрызгала… если только не считать это просто вежливым оборотом прощания с лучшим другом.

– Не знаю. Но я с тобой согласна. Не думаю, что кто-то и вправду знает. И это порядком меня беспокоит. С недавних пор. – Голос ее дрогнул, и она сглотнула.

– Полл, я заметила за тобой кое-что довольно важное и хочу об этом сказать.

– Что? – Полли насторожилась и неожиданно почувствовала, что бесконечно устала.

– Я о тете Сиб. Твоей маме. Всю неделю ты горевала о ней, жалея ее – и своего отца, и Уиллса, а теперь и Саймона. Я знаю, это оттого, что ты добрая и куда меньше себялюбива, чем я, но ведь ты же просто совсем не горевала, жалея саму себя. Я знаю, что жалеешь, но воли не даешь, потому как чувства других людей для тебя важнее собственных. Это не так. Всё.

На какой-то миг Полли поймала в зеркале туалетного столика пристально изучавшие ее серые глаза, потом Клэри вновь принялась расчесывать волосы. Она уж было открыла рот, мол, Клэри не понимает , чем это стало для Уиллса или Саймона… что Клэри не права… но не успела: все поглотила теплая волна горя, Полли уткнулась лицом в ладони и разрыдалась, оплакивая собственную утрату.

Клэри неподвижно замерла, ничего не говоря, а потом достала полотенце для лица, села напротив на кровать и стала ждать, когда Полли более или менее успокоится.

– Получше примерно трех носовых платков, – сказала она. – Разве не забавно, что мужские платки большие, а мужчины вряд ли вообще плачут, а наши годятся только на то, чтоб ими галантно утереть нос, причем мы плачем куда больше их? Сделать нам бульону из порошка?

– Погоди минутку. Я весь день разбирала ее вещи.

– Знаю. Мне тетя Рейч сказала. Я не предлагала помощь, потому как не думала, что тебе кто-то нужен.

– Это так, только ты, Клэри, не кто-то, совсем нет. – Увидела, как Клэри вдруг слегка заалела. Потом, помня, что признания такого рода нужно делать дважды, сказала: – Если бы мне кто и был бы нужен, так это ты.

Когда Клэри вернулась с парившими кружками, они стали говорить о делах вполне практических, вроде того, как бы им всем вместе с Саймоном пожить на каникулах у Арчи, когда у того всего две комнаты и одна кровать.

– Не сказать, чтобы он нас приглашал, – рассуждала Клэри, – однако хотелось бы заранее предусмотреть любые глупые возражения из-за помещения. Мы могли бы спать у него на диване… если он у него есть… а Саймон мог бы спать в ванне. Или мы могли бы попросить Арчи взять к себе одного Саймона, а нас – в другой раз. Или ты могла бы поехать с Саймоном.

– Ты же наверняка хочешь поехать?

– Наверное, могу когда-нибудь потом, – ответила Клэри. Слишком беспечно, подумала Полли. – Лучше никому не говорить об этом, не то Лидия с Невиллом тоже захотят.

– Исключено. Впрочем, я лучше поеду с тобой.

– Я спрошу Арчи, как ему удобней, – отозвалась Клэри.

Атмосфера снова переменилась.

После этого Полли случалось плакать довольно часто – почти всегда неожиданно, отчего было трудно, поскольку ей не хотелось, чтобы все семейство ее видело, однако в целом, как она считала, никто не замечал. Обе они с Клэри жутко простудились (что оказалось на руку) и лежали в постели, читая друг другу вслух «Повесть о двух городах», словно устраивали с мисс Миллимент Французскую революцию. Тетя Рейч договорилась об отправке маминой одежды в Красный Крест, и Тонбридж отвез ее туда на машине. Когда прошла неделя с отъезда отца с дядей Эдвардом, она начала беспокоиться о том, вернется ли отец хоть немного менее печальный (только он не сможет, ведь не сможет, всего-то за несколько дней?), а больше всего о том, как с ним быть.