Элизабет Джейн Говард - Смятение

– Ну и?

– Если ты спрашиваешь меня о вечере, Ци, то я нашел его и приятным, и здравым.

– Почему приятным?

– Они прекрасная пара. Хребет английского общества.

– А-а! Ты прав, разумеется. Полагаю, я всегда предпочитала более живописные, хоть и менее полезные части тела.

– Он ведь наверняка привлекательный мужчина? И храбрец. Два креста за заслуги и представление к Кресту Виктории в последней войне.

– В самом деле? Я и не знала.

– И она приятная женщина.

– О да. Таково большинство жен. Только подумать, скольких приятных жен мне приходилось терпеть! Слава богу, ты ушел из политики. Это резко сократило количество женщин, с которыми приходится обедать.

Он провел ласкающей рукой по ее чудесным густым серебристым волосам.

– Ну, милая Ци, будь по-твоему, вообще не было бы женщин. Была бы ты – и мир, заполненный красивыми, занимательными и удалыми мужчинами. И еще немного куриц, сидящих на яйцах где-то на заднем дворе, вдали от глаз.

Она слегка улыбнулась, но глаза ее заискрились.

– Расскажи, что было в этом вечере здравого?

– По-моему, мы уладили множество нудных свадебных приготовлений без споров и без пререканий, а говорят, это редкий случай.

– Большая радость говорить, что ты возьмешь на себя часть расходов на прием.

– Мы приглашаем так много народу, что, мне показалось, так будет правильно. И он твой любимый сын. И ты одна из немногих женщин, о ком бесполезно вспоминать присказку про потерю сына и обретение дочери.

Она подала знак, что хотела бы встать с дивана, на котором лежала.

– Впрочем, тебе она нравится, не так ли, милый?

– Малышка Луиза! Конечно же, она мне нравится. Я в восторге от нее. Такая забавница, такая чаровница и так юна!

Она уже стояла на ногах, он вложил свою руку в ее, и они неспешно двинулись к спальням.

– А сына я не потеряю, – произнесла она. – Ничему, кроме смерти, этого не добиться. Умирать же я совершенно не намерена. Слишком уж хочу увидеть внука.

Когда она оказывалась одна (а в последнее время так случалось почти все время) и ее совершенно одолевала вялость, она пыталась сложить из кусочков себя самой узнаваемую фигуру, чтобы попытаться разобраться, кто она. На актерских курсах они часами обсуждали типажи людей – грани их личностей, особенности нравов, причуды поведения или темперамента. Обсуждали действующих лиц в пьесах, конечно, и неделями ругали «плохие» пьесы, персонажи которых были двумерными – вырезанными из картона фигурами без глубины. Когда же она поговорила об этом со Стеллой и трусцой прошлась по всем своим теориям, Стелла сказала: «Конечно же, потому-то Шекспир с Чеховым – единственные драматурги, наделенные талантом. Их герои больше похожи на яйцо. С какой стороны ни взгляни, они никогда не выглядят плоскими, за ними следует что-то таинственное из-за угла, который вовсе и не угол, но в то же время всегда представляешь себе цельную фигуру…»

А вот она, хотя и не просто действующее лицо в пьесе, совсем не ощущает себя яйцом, больше похожа на кусок безумной брусчатки или деталь мозаики. Она не видела в себе никого узнаваемого, даже отдельные бруски для мощения или куски мозаики, казалось, едва ли под стать ей, больше они походили на череду кусочков, к которым она привыкла и которые, следовательно, годятся для игры. Миссис Майкл Хадли – один из таких кусочков. Счастливая молодая жена пленительного мужчины, кто, если верить Ци, разбил несчетно сердец. Люди писали «Миссис Майкл Хадли» на конвертах, так было в подписи к фотографии, сделанной знаменитой фотостудией Харлипа и появившейся вскоре после бракосочетания в «Кантри лайф». Так говорили служащие в гостиницах. Эта дама, ее ипостась, пережила фешенебельную свадьбу, фото которой появились в большинстве газет. «Я выгляжу молодой картошкой в белых кружевах!» – нюнила она, зная, что это рассмешит семью Майкла. Эта дама носила золотые часы, свадебный подарок Судьи, и кольцо с бирюзой и бриллиантами, подаренное ей Ци на обручение. У нее новые чемоданы с инициалами Л.Х., выбитыми золотом по белой коже. В «Кларидже» ей предоставили номер, чтобы она сняла белые кружева и надела выходной костюм, сшитый для нее Гермионой, – приятный кремовый твид: короткая прямая юбка и пиджак с укороченным рукавом и светло-алыми пуговицами – с тонкой алой вставкой. Она вышла из лифта, прошла к широкому входу отеля, заполненного членами ее семьи и людьми, которых она в жизни не видела, вышла к «Даймлеру», где Кроули (шофер Судьи) поджидал, чтобы отвезти их. Забыли пальто, и Ци послала за ним Малколма Сарджента [16] Сэр Харолд Малколм Уоттс Сарджент (1985–1967) – британский дирижер, органист и педагог. . «Малколм, добрая душа, принесет его», – сказала она, и он принес. Миссис Майкл Хадли была той, кого благожелательно разглядывали адмиралы, некоторые из них прислали громадные картонные коробки, полные чего-то явно когда-то ценного, а ныне превратившегося в разбитое стекло. Благодарить за такое оказалось труднее всего, потому как в худшем случае по осколкам нельзя было догадаться, что за предмет был изначально. «Я вам так признательна за присланное нам все это замечательное стекло», – написала она одному из них. Множество людей (многие выдающиеся) были в восторге от знакомства с миссис Майкл Хадли и с разной мерой элегантности и галантности поздравляли Майкла с очаровательной молодой женой. Порой она ощущала себя персонажем трюка фокусника, белым кроликом, которого тот так ловко извлекал невесть откуда. Миссис Майкл Хадли, похоже, обретала жизнь только в присутствии других людей.