Френсис Фицджеральд - Подшофе (сборник)

В «Ко-Палас», на высоте в тысячу ярдов, мы танцевали на неровном дощатом полу павильона, где пили чай, макая тосты в горный мед.

Когда мы проездом остановились в Мюнхене, «Регина-Паласт» пустовал; нам предоставили апартаменты, где в те дни, когда члены королевской семьи путешествовали, останавливались принцы крови. Молодые немцы шагали по тускло освещенным улицам с мрачным видом – под вальсы в пивных на открытом воздухе все говорили о войне и трудных временах. Торнтон Уайлдер повел нас в знаменитый ресторан, где пиво было достойно серебряных кружек, в которых его подавали. Мы осмотрели бережно хранимые свидетельства проигранного дела; планетарий оглашался эхом наших голосов, и во время лекции о том, как устроен мир, мы заблудились в темно-синем космосе.

Лучшим отелем в Вене был «Бристоль»; он тоже пустовал, и потому нам были очень рады. Наши окна выходили на обветшалые барочные украшения Оперного театра, возвышавшегося над поникшими верхушками вязов. Обедали мы в ресторане вдовы Захер [43]– над дубовыми панелями стены висела гравюра с изображением Франца Иосифа, ехавшего в карете по какому-то более счастливому городу много лет назад; за кожаной ширмой обедал кто-то из Ротшильдов. Город был уже – или еще – беден, и люди, окружавшие нас, выглядели замкнутыми и изможденными.

Несколько дней мы прожили в «Веве Паласе» на Женевском озере. В гостиничном парке росли самые высокие деревья, которые мы когда-либо видели, а над поверхностью озера били крыльями гигантские одинокие птицы. Чуть поодаль был небольшой нарядно украшенный пляж с современным баром; мы сидели там на песке и обсуждали венские рестораны.

В Париж мы возвращались на автомобиле – то есть нервничали, сидя в своем «Рено» мощностью в шесть лошадиных сил. В знаменитом отеле «Ла Клош» в Дижоне нам достался уютный номер с ванной, оснащенной адски сложными механизмами, которые работник, занимавшийся утюжкой и чисткой одежды, с гордостью называл американской водопроводной системой.

Оказавшись в Париже в последний раз, мы удобно устроились среди поблекшего великолепия отеля «Мажестик». Мы побывали на Выставке, [44]где дали волю своему воображению, разглядывая золотистые факсимиле с видами Бали. Унылые затопленные рисовые поля на унылых далеких островах поведали нам неизменную старую историю о труде и смерти. Непосредственное соседство такого множества реплик, представлявших такое множество разных культур, приводило в замешательство – и навевало тоску.

Вернувшись в Америку, мы остановились в «Нью-Йоркере», поскольку в рекламных объявлениях было сказано, что отель недорогой. Повсюду все жертвовали покоем ради спешки, и на мгновение жизнь там показалась невыносимой, хотя сверху было видно, как в синих сумерках всё вокруг сверкает огнями.

На сонных, захолустных улицах Алабамы демонстрировали каллиопу, из последних сил игравшую песенки нашей молодости. Некоторые члены семьи болели, и в доме было полно сиделок, поэтому мы остановились в большом новом роскошном отеле «Джефферсон Дэвис». Наконец-то начали разваливаться старые дома близ делового района. Вдоль кедровых аллей на окраине выстроились новые бунгало; под старым железным оленем цвела ялапа, аккуратно вымощенные кирпичом тротуары окаймляла восточная туя, а мостовые поросли густой сорной травой. Там ничего не происходило со времен Гражданской войны. Все уже забыли, зачем был построен отель, и портье предоставил нам три комнаты и четыре ванные за девять долларов в день. Одну комнату мы использовали как гостиную, так что коридорным было где прикорнуть в ожидании нашего вызова.

В самой большой гостинице в Билокси мы читали Книгу Бытия и смотрели, как море устилает пустынный берег мозаикой из черных веточек.

Мы отправились во Флориду. Унылые болота перемежались библейскими указателями пути к лучшей жизни; в солнечном свете растворялись рыболовные суда. Отель «Дон Сезар» в Пассагриле лениво растянулся над усеянной пнями дикой местностью, целиком отдавшись ослепительно яркому солнцу залива. Сумерки, сгущавшиеся на пляже, наполняли темнотой разноцветные переливчатые раковины, а следы бродячего пса на мокром песке закрепляли его право беспрепятственно прогуливаться по берегу океана. Вечерами мы гуляли и обсуждали пифагорову теорию чисел, а днем ловили рыбу. Нам было жаль морских окуней и желтохвостов – они казались такой легкой добычей, что улов не приносил никакой радости. Загорая на отдаленном пляже, мы читали «Семеро против Фив». [45]Отель был почти пуст, и столь многие официанты дожидались конца рабочего дня, что нам кусок в горло не лез.