Энн Тайлер - Уроки дыхания

– Когда же ты займешься колыбелькой? – спрашивала она у Джесси.

И тот отвечал:

– Со дня на день.

Мэгги говорила:

– Может быть, нам кроватку купить? Колыбель хороша только для новорожденных. Надолго ее не хватит.

Но Фиона возражала:

– Нет, я хочу колыбель. – И снова к Джесси: – Ты же обещал.

– Что-то не помню.

– Обещал, – настаивала она.

– Ну ладно! Сделаю! Я же сказал – сделаю!

– Не кричи на меня, – требовала Фиона.

– Я не кричу.

– Кричишь.

– Ничего я не кричу.

– Еще как кричишь.

– Нет.

– Да.

– Дети! Дети! – говорила якобы в шутку Мэгги.

Хотя какие уж тут шутки.

Однажды Фиона, поссорившись с Джесси, выскочила из дома, прихватив с собой малышку, и заночевала у сестры. И ссоры-то не было, просто небольшая размолвка: группа Джесси играла в клубе в центре Балтимора, Фиона собиралась, как обычно, пойти туда, но Джесси решил, что Лерой простужена и оставлять ее без присмотра нельзя. Фиона сказала, что с ней и Мэгги справится, а Джесси ответил, что больному ребенку нужна мать, а Фиона заявила, что ее поражает, до чего он заботится о малышке и совсем не заботится о ее матери, а Джесси ответил…

Ну ладно.

Фиона ушла и вернулась только утром, Мэгги боялась, что она ушла насовсем, подвергнув опасности несчастного больного ребенка, нуждающегося в уходе, обеспечить который Фиона попросту не могла. Вполне возможно, что она с самого начала собиралась их бросить. Нет, правда, взять ту же ее мыльницу! Разве не странно, что почти целый год она дважды в день отправлялась в ванную комнату, неся с собой черепаховую мыльницу, тюбик с зубной пастой «Эйм» (Мораны такой не пользовались) и зубную щетку в пластмассовом цилиндрике? И хранила все свои туалетные принадлежности в виниловом дорожном чехольчике, который стоял на ее столе? Как будто погостить приехала! Она и не думала поселиться у них навсегда.

– Сходи за ней, – сказала Мэгги сыну, а он ответил:

– С чего это? Я ее не гнал, сама ушла.

Когда на следующий день Фиона вернулась, бледная, с припухшими глазами, он был на работе. Пряди ее нерасчесанных волос перепутались с искусственным мехом на капюшоне куртки, Лерой была небрежно завернута в вязанный крючком цветастый плед, взятый, надо полагать, у сестры.

Правду говорила мать Мэгги: в их семье каждое новое поколение скатывается все ниже. Во всех отношениях, не просто в смысле профессий и образования, но и в том, как воспитываются дети и содержится дом. («Почему ты позволяешь себе так опускаться?» – снова и снова звучало в памяти Мэгги.) Миссис Дейли стояла, неодобрительно поджав губы, над спавшей Лерой. «Они держат девочку в ящике стола? Бросают ее на тебя и Айру? О чем они думают? Это все Фиона, наверное. Право же, Мэгги, она такая… Она ведь даже не из Балтимора! Она из тех, кто называет Вайкомико Вико-Мико! [34]И что это за грохот?»

Мэгги наклонила голову, прислушалась.

– Наверное, «Кэнд Хит», – решила она.

– Кандид? Я не спрашиваю, как это называется, мне не понятно, зачем оно играет. Когда вы были маленькими, я ставила вам Бетховена и Брамса, вы у меня все оперы Вагнера прослушали!

Ну еще бы, Мэгги и поныне помнила неодолимую скуку, которую нагоняла на нее громыхавшая по всему дому увесистая музыка Вагнера. И собственное отчаяние, когда она пыталась рассказать нечто важное: «Я и Эмма пошли в…» – а мать перебивала ее: «Мы с Эммой, будь так добра». Она поклялась тогда, что со своими детьми так обходиться не будет, уж лучше послушает, что им хочется рассказать, а грамматика путь сама о себе позаботится. Не то чтобы ей удалось соблюсти этот обет, во всяком случае, не в отношении Джесси.

А может быть, сама она скатилась вниз намеренно. И если так, за что же ей винить Джесси? Возможно, он всего лишь выполняет ее тайные революционные замыслы, а иначе стал бы – как знать? – адвокатом вроде отца миссис Дейли.

Ладно, об этом говорить уже поздно.

Научившись ползать, Лерой выбралась из ящика стола, и на следующий день Айра принес домой кроватку. И собрал ее, не говоря ни слова, в их с Мэгги спальне. А Фиона стояла, не говоря ни слова, в дверном проеме и наблюдала за ним. Кожа у нее под глазами выглядела землистой, грязноватой.

В сентябре, в субботу, праздновался день рождения отца Айры. По установленной Мэгги традиции, они отправлялись для этого на ипподром «Пимлико» – все вместе, пусть Айре и приходилось закрывать мастерскую. Брали с собой кучу еды в плетеных пикниковых корзинах и по десять долларов на каждого, чтобы делать ставки. В прошлом все семейство затискивалось в машину Айры, но, разумеется, теперь это было невозможно. В том году к ним прибавились Джесси с Фионой (годом раньше они отсутствовали – медовый месяц) и Лерой, и даже сестра Айры Джуни решилась поехать. Поэтому Джесси позаимствовал фургончик, в котором его группа перевозила инструменты. По боку его тянулась надпись: ВЕРТИ КОТА, «В» и «О» были полосатыми, как тигриные хвосты. Они загрузили в фургончик корзины с провизией, детские вещи и поехали к мастерской, чтобы забрать отца и сестер. Джуни была в ее обычном выходном костюме, скроенном по косой линии, и с зонтом от солнца, который не складывался, отчего в фургончик она забралась не без затруднений. А Дорри прижимала к груди свой «чемодан», хлопот с которым было еще больше. Впрочем, вели себя все доброжелательно – даже отец Айры, всегда твердивший, что он слишком стар, чтобы суетиться по поводу дней рождения.