Энн Тайлер - Уроки дыхания

«Когда ты играешь дома, засыпая к восьми…»

Она взглянула себе на запястье и увидела сразу двое часов. Одни – ее обычные, маленькие «Таймекс», другие – большие, старые, увесистые мужские часы на широком кожаном ремешке. Собственно говоря, они принадлежали ее отцу и не то потерялись, не то сломались многие годы назад. Циферблат у них был прямоугольный, красноватый со светло-синими цифрами, которые светились в темноте. Она прикрыла запястье ладонью, наклонилась, чтобы увидеть, как загораются в маленькой пещерке сумрака цифры. От пальцев пахло жевательной резинкой. Сидевшая рядом Серина сказала: «Еще пять минут, о большем не прошу. Если за это время ничего не произойдет, мы уйдем, обещаю».

Мэгги подняла голову, посмотрела сквозь листву на двух каменных львов по другую сторону улицы. От них, изгибаясь, уходила по безупречной лужайке дорожка к старинному кирпичному дому в колониальном стиле, в этом доме жил отец Серины. Парадная дверь была сплошной, даже без маленьких стеклянных окошек, которые размещают слишком высоко, чтобы от них был какой-то прок. Мэгги не понимала, как может Серина с таким напряжением вглядываться во что-то настолько невыразительное и неприступное. Они сидели, неудобно скорчившись, среди переплетенных ветвей рододендрона. Мэгги сказала: «Ты то же самое полчаса назад говорила. Никто оттуда не выйдет».

Серина положила ей на руку ладонь: тише! Дверь распахнулась. Мистер Барретт вышел из нее, повернулся, что-то сказал. Появилась, натягивая перчатки, его жена в узком платье с длинными рукавами – коричневом, почти того же оттенка, что костюм мистера Барретта. Ни Мэгги, ни Серина ни разу, даже по уик-эндам, не видели его одетым во что-либо кроме костюма. Он похож на обитателя кукольного домика, думала Мэгги, на пластмассового человечка в нарисованной и неснимаемой одежде, с короткой стрижкой и бесцветным лицом. Он закрыл дверь, взял жену под локоток, и они двинулись по скрипевшему под их ногами песку. Проходя между каменными львами, они смотрели, казалось, прямо на Мэгги с Сериной; Мэгги различила в коротких волосах мистера Барретта серебристые иголочки. Но его лицо не сказало ей ничего, как и лицо его супруги. Оба круто повернули налево и направились к стоявшему у бордюра длинному синему «кадиллаку». Серина затаила дыхание. Мэгги же почувствовала почти удушающее разочарование. До чего же непроницаемы эти люди! Их можно разглядывать целый день и ничего о них не узнать. (Да скорее всего, и о других супружеских парах тоже.) А ведь были же и у них мгновения, о которых не ведал ни один человек на свете, – скажем, когда они впервые любили друг друга или когда разговаривали однажды, среди ночи, после того, как кто-то из них проснулся в испуге.

Мэгги, повернувшись к Серине, сказала: «Ах, Серина, я так сожалею о твоей утрате». Одетая в красное похоронное платье Серина промокала слезы бахромой черной шали. «Так сожалею, душа моя», – сказала Мэгги и проснулась, тоже плача. Она подумала, что лежит дома в постели, а рядом спит Айра, дыша так ровно, как шуршат по асфальту покрышки машин; его теплая, голая рука покоится под ее головой. Однако то была не рука, а подголовник автомобильного сиденья. Мэгги выпрямилась, кончиками пальцев смахнула с ресниц слезы.

Свет притушили еще на одно деление шкалы, которая завершается темнотой, они уже ехали по протяженному, запутанному торговому району, что раскинулся прямо над Балтимором. Мелькали сверкающие вывески: КАЧЕСТВЕННАЯ САНТЕХНИКА, и ГРИЛЬ СЕСИЛИ, и ЕШЬ, ЕШЬ, ЕШЬ. От Айры остался лишь серый профиль, а повернувшись назад, Мэгги увидела, что лица Лерой и Фионы обесцветились, красочными на них остались лишь отблески неона.

– Далеко еще? – спросила она у Айры.

– Да минут пятнадцать. Мы уже внутри Кольцевой.

– Не забудь остановиться у магазина.

Она сердилась на себя за то, что пропустила часть разговора. (А может, его и не было? Это еще хуже.) Голова словно ватой набита, ничто не выглядит по-настоящему реальным. Они проехали мимо дома, на освещенной застекленной веранде которого были пирамидой выставлены барабаны – большие, на них поменьше и так далее, некоторые в золотистых блестках, точно вечернее платье из ламе, и все в проблесках хрома, – и Мэгги подумала, не заснула ли она снова. Поворачивая голову, она провожала дом глазами, барабаны уменьшались, но оставались жутковато яркими, точно рыбки в аквариуме.

– Мне такой непонятный сон привиделся, – помолчав, сказала она.