Судорога прошла по ее телу, затем ее члены оцепенели и она застыла на кровати.
Соланж, чувствуя безотчетную жалость, попыталась утешить бедняжку.
– Вы так молоды, – произнесла она, наклонившись над ней. – Быть может, вы только сделали глупость, поддавшись обману, а если и поступили дурно, то без умысла. Давайте же, искупите свой грех, помогите нам обнаружить и уничтожить это зло.
Мадам де Пулайон открыла глаза, теперь она казалась совершенно измученной.
– Я доверяю вам и верю, – ее слабая рука уцепилась за сильные пальцы Соланж Дегре. – Но сейчас я не могу говорить. Я действительно устала. Доктор давал мне лауданум от головной боли, и меня клонит в сон. Если я и поступила дурно, – добавила она ожесточенно, хотя и слабым голосом, – то оттого, что я была несчастлива! Разве девушке понравится жить, запертой стариком, как птице в клетке. Он избил меня за то, что я продала его кровать из английского муара. Она тоже была уродливой.
И, уткнувшись худым лицом в подушку, она зарыдала. Соланж видела, что бесполезно пытаться продолжать расспросы.
– Завтра я приду снова, – тихо произнесла она с убеждающей безмятежностью. – Пожалуйста, поразмыслите над моими словами и расскажите мне в точности все, что вам известно. Думаю, я могу пообещать вам полную безопасность, а в будущем, может быть, даже счастье.
– Да, да, – прошептала заключенная с подушки. – Мне станет легче, если я признаюсь. Я все вам расскажу. Но не сейчас, не сейчас, у меня путаются мысли, я не очень хорошо помню.
Соланж встала и, заглянув за ширму, сделала знак святой сестре присмотреть за пациенткой и, когда монахиня в темном платье поднялась на ноги, покинула камеру. Она была разочарована тем, что ей нечего передать мужу, кроме пересказа какой – то бестолковой тарабарщины, не более внятной, чем те слова, что на смертном одре сорвались с уст молодой итальянки Жакетты. Вполне возможно, несчастная мадам де Пулайон просто влюбилась в негодяя, ради которого обворовала мужа и покупала талисманы и даже снадобья у вдовы Босс.
Шарль Дегре согласился с женой относительно сведений, которые ей удалось получить от заключенной. Скорее всего, Маргерит де Жеан была не более чем слабой, глупой, злой бабенкой, которую дурное обращение толкнуло на отчаянные поступки.
– У нас нет совсем никаких доказательств, что она отравила мужа, – сказал молодой агент полиции. – Может быть, она и правда, как и сказала, шла в лавку, только чтобы встретиться с любовником. Странно, конечно, что она упомянула пустой дом в Цветочном тупике, но вполне возможно, что им пользуются лишь для более или менее невинных целей.
– Невинные цели! – поморщилась Соланж, слегка вздернув прелестную верхнюю губку.
– Я смотрю, дорогая, ты слишком легко относишься к тому, что кажется мне очень важным! Неужели ты думаешь, что такое поведение пристало молодой жене? – спросил он с притворной строгостью, притягивая Соланж за талию и целуя ее в гладкие щеки.
– Вспомни, за кем она замужем, дорогой! – ответила она. – Ее муж принимает чудовищные вещи как должное и запросто общается с негодяями!
– Такова моя работа, Соланж, нужно сохранять известную невозмутимость.
Однако на душе у Шарля Дегре вовсе не было настолько легко, как он старался показать: расследование, в которое он так внезапно ввязался, глубоко его потрясло и ужаснуло. Он, конечно, ожидал, что ему придется противостоять преступлениям, но миазмы зла, которые испускало это дело отравителей, буквально леденили кровь. Сама мысль, что эти молодые женщины, мадемуазель де Фонтанж, Жакетта и мадам де Пулайон, оказались замешаны в дела настолько отвратительные и таинственные, была мучительна для Шарля Дегре. Ему не хотелось думать о маленькой лавочке, где елейная вдова так свободно продавала яды недовольным женам. Ему не хотелось думать, что доктор Рабель, трудолюбивый врач, знаменитый своей благотворительностью, замешан в детоубийстве или что пухлый розовый священник отец Даву может быть его сообщником. Ему казалось, что он сам и его молодая жена принадлежат к другому миру, нежели тот, в котором действуют отравители. Он окинул взглядом арендованные комнаты, ставшие такими очаровательными ее стараниями, и крепко обнял Соланж, прижавшись своей щекой к ее. Им овладело пугающее чувство, что под их жизнями, настолько в сущности счастливыми, зияет темная пропасть зла и страдания. Он вдруг представил себе, что тонкая корочка, отделяющая их от этой бездны, треснула и они погрузились во мрак невыразимых ужасов!
Читать дальше