Владимир Чивилихин - Серебряные рельсы. Здравствуйте, мама

– Спишите. Верну в сто раз больше.

– Из каких доходов? – смеялись бухгалтера.

– Верну! – Михалыч остервенело хлопал дверью.

Наконец его вызвали с трассы в Новосибирск, как было сказано в радиограмме, «по поводу знакомой вам растраты». Пришла в квартиру комиссия. Жена беззвучно плакала.

– Надя, не смей! – сказал Александр и обратился к вошедшим: – Дайте неделю отпуска. Рассчитаюсь.

Он исчез из города, а через неделю пришёл с пачкой денег, улыбающийся, счастливый.

– Вот. Три.

– Где взял?

– Украл. Но ещё двести девяносто семь тысяч за мной, как обещал.

Жене он, посмеиваясь, рассказал, что только что с Алтая, где вместе со старыми друзьями продал лесничеству отцовское наследство – дом на берегу Катуни.

– Смеху было! Дают больше, уговаривают: дом-то, мол, крестовый, крепкий, сто лет ещё простоит. А я им толкую, что мне надо ровно три тысячи. Умора!

И он заразительно захохотал, расстёгивая на могучей груди неизменную косоворотку.

Михалыч мало считался с условностями, часто ошибался, но никогда не лгал. Моралисты разных сортов пробовали исправить этот стихийный характер, бесцеремонно вмешивались в личную жизнь Михалыча. Однако с того всё это сходило как с гуся вода. Он оставался таким же заводилой, весельчаком и балагуром, пока речь шла не о работе. Но если ему надо было драться за свой вариант, доказывать его выгодность, то он буквально заболевал. В случае неудачи бешено крутил головой, зажмурив глаза, кричал:

– Бюрократы! Чёртов круг!

Перед войной его настойчиво звали работать в аппарат проектного института, предлагали должность начальника отдела, соблазняли квартирой, окладом, премиальными. Он решительно отказывался. А когда «молнии» на трассу стали чересчур назойливыми, он отправил в Новосибирск телеграмму: «Повторяю. Не хочу в психиатричку. Кошурников. Точка».

Но грянула война, остепенился Кошурников, отдал всего себя одному делу – изысканиям. Сразу после начала войны послали его начальником экспедиции на срочные предпостроечные изыскания линии Кулунда – Барнаул.

Трудно было с ним людям на этой трассе. Михалыч не щадил ни себя, ни других. Целыми днями в поле, а по ночам делал камеральные работы. Осунулся, похудел, смеяться перестал.

Не было в экспедиции главного инженера, и он взвалил на себя его работу. Укрупнил изыскательские партии, вдвое сократив их число. На паспортизацию уже действующего участка дороги вместо целого отряда послал одного опытного инженера. Для ускорения рекогносцировки достал где-то новинку – нивелир-автомат Артанова. Ямы под столбы использовал для геотехнических исследований. Неделю Михалыч не слезал с коня, но всё-таки нашёл в степи близ Кучукского озера месторождение гравия, необходимого строителям. Экспедиция собрала полные данные о других местных строительных материалах, об источниках водоснабжения, произвела химические и бактериологические анализы вод Кулундинской степи. А главное, начальник экспедиции предложил новый вариант дороги, который стал на целых десять километров короче прежнего, хотя вначале казалось, что на этой прямой степной трассе нечего сокращать. Закончив все работы к зиме, экспедиция А. М. Кошурникова сэкономила государству 311,5 тысячи рублей.

Если молодые изыскатели заинтересуются сейчас, как работали их старшие товарищи на первой трассе военного времени, пусть, когда будут в Москве, зайдут в Центральный архив МПС, что на улице Обуха, и полистают в деле № 5 по описи № 143 отчёт Сибтранспроекта за 1941 год…

Осенью 1941 года Кошурникова перебросили на изыскания дороги Сталинск – Абакан, но вскоре отозвали оттуда и поручили более срочное и трудное дело – за зиму надо было наметить трассы по очень сложному рельефу в горах Хакасии. Железные дороги должны были подойти к тейским и абазинским железорудным месторождениям. Он писал из Абакана другу:

«Работаю продуктивно – днём в поле, ночами камеральничаю. Полностью освоил этот военный стиль. Косогоры снял хорошо, с любовью, трасса легла славно, хотя такого результата здесь не ждали. Вариант получается очень и очень конкурентоспособным – „назло надменному соседу“!»

Когда все расчёты были закончены, Михалыч начал борьбу за свой вариант. Он предлагал принципиально новое решение – перекинуть трассу на левый берег реки Абакан. К лету 1942 года отстоял этот вариант. Строителям теперь не надо было укреплять слабую правобережную пойму и сооружать два моста…